Письма - Винсент Ван Гог
Здесь действительно прекрасный цвет. Если говорить о зеленом, то у меня еще есть вид на Рону – железный мост у Тринкетайля – где небо и река цвета абсента, набережные – лилового оттенка, люди, опирающиеся локтями на парапет, черноватые, сам мост – насыщенного синего с нотами яркого оранжевого и интенсивного зеленого веронеза на голубом фоне. Это снова незаконченный этюд, но здесь я ищу чего-то более надрывного, а значит, надрывающего сердце.
7 июля 1888
504
Должен тебя предупредить: каждый считает, что я работаю слишком быстро. Но не верь этому.
Разве не эмоции, искреннее чувство природы направляет нас? Но когда эти эмоции временами столь сильны, что человек работает, не чувствуя, что он работает, когда в такие моменты мазок следует за мазком так же, как слова в речи или на письме. Но так бывает не всегда, в будущем будет немало тяжелых дней, дней без вдохновения.
Так что куй железо, пока горячо, и только успевай складывать готовую работу в стопку одну на другую.
Начало июля 1888
507
Не думай, что я буду все время пребывать в таком искусственно возбужденном состоянии, но тебе стоит понять, что я поглощен сложными размышления, из которых родились полотна, пусть и написанные быстро, но предварительно обдуманные в течение долгого времени. Так что если люди скажут тебе, что мои работы сделаны чересчур быстро, можешь ответить на это, что они рассмотрели их слишком быстро. Кроме того, сейчас я дорабатываю каждое из моих полотен, перед тем как отослать их тебе. Во время сбора урожая мне работается ничуть не легче, чем крестьянам, которые жнут хлеба. Но я не жалуюсь, отнюдь нет – именно в такие времена я чувствую себя художником, и пусть это не настоящая жизнь, я чувствую себя почти счастливым, как если бы это была та реальная жизнь, которую большинство людей считают идеальной.
5 июля 1888
508
Вчера на закате солнца я побывал на каменистой вересковой пустоши, где растут маленькие дубы со скрученными стволами. Вдали, на холме, руины старинного аббатства, в долине – поля спелой пшеницы. Предельно романтическая картина, как у Монтичелли; солнце заливало кусты и землю ярко-желтым светом – настоящий золотой дождь. Линии были прекрасны, и каждая деталь этого пейзажа была преисполнена очарования и благородства. Я нисколько не удивился бы, если б встретил здесь рыцарей и дам, возвращающихся с охоты, или услышал бы голос старопровансальского трубадура. Земля казалась фиолетовой, а горизонт – голубым.
Вот новый сюжет – уголок сада с кустами, похожими на шары, плакучей ивой и зарослями олеандров на заднем плане. И еще трава, только что скошенная; длинные копны сена, которые сушатся на солнце, и кусочек сине-зеленого неба над всем этим.
509
13 июля 1888
Я уже не раз писал тебе, что Кро и Камарг – за исключением колорита и прозрачности воздуха – напоминают мне Голландию времен Рёйсдаля. Думаю, что два этюда, о которых я упоминал, помогут тебе понять это: плоские равнины, покрытые виноградниками, поля со скошенными хлебами, если смотреть на них сверху.
По-моему, равнины наполнены невероятным очарованием. Мне никогда не бывает здесь скучно, несмотря на изнурительные обстоятельства – мистраль и мошкару. И если эти виды позволяют тебе забыть о мелких неприятностях, значит, в них что-то есть. Как видишь, здесь нет никаких особенных эффектов: на первый взгляд, это просто географическая карта, стратегический план, которые рассматривают, когда необходимо предпринять какие-то действия. Я гулял здесь как-то с одним художником, который сказал: «Как это скучно было бы писать!» Я по крайней мере полсотни раз взбирался на Монмажур, чтобы рассмотреть окрестности – разве я ошибаюсь? Гулял я там также еще с одним человеком, который художником не был. И когда я ему сказал: «Видишь ли, для меня это все прекрасно и бесконечно, как море», – он ответил мне: «Для меня это лучше, чем море, потому что это так же бесконечно, но здесь живут люди».
Какую бы картину я написал, если бы не проклятый ветер! Здесь это становится удручающим обстоятельством, когда ты пытаешься установить мольберт. Вот почему мои этюды, в отличие от рисунков, остаются незаконченными, ведь холст все время колеблется от порывов ветра.
15 июля 1888
Бернару Б10
Сделал несколько крупноформатных рисунков пером. На двух из них – бескрайняя равнина с виноградниками, полями сжатой пшеницы, видимая с высоты птичьего полета, с вершины холмов. Все это повторяется до бесконечности, словно море, и удаляется к небольшим холмам Кро на горизонте.
Это не похоже на японцев, но фактически это самая японская вещь из всего, что я когда-либо делал. Микроскопическая фигурка пахаря и поезд, проходящий через пшеничные поля, – вот и вся жизнь здесь.
Послушай, в первые дни моего приезда сюда я говорил с одним знакомым художником, который сказал: «Вот уж что будет скучно писать!» Я ничего не ответил, я считаю это место столь прекрасным, что у меня не хватило сил поделиться с этим идиотом моим ви2дением. Я возвращался туда снова и снова и сделал два рисунка этого плоского пейзажа – нет ничего, кроме бесконечности… вечности.
Затем, когда я как-то рисовал, мимо проходил парень, не художник, а солдат. Я его спросил: «Ты удивишься, если я скажу, что мне это место кажется таким же прекрасным, как море?»
А этому парню известно, что такое море.
«Нет, – отвечал он, – меня не удивляет, что тебе кажется это место таким же прекрасным, как море. Для меня оно даже более прекрасно, чем океан, потому что оно населено людьми».
Какой из этих взглядов в большей степени принадлежит художнику – первый или второй, взгляд живописца или солдата? Лично я предпочитаю глаз солдата, ты не согласен со мной?
19 июля 1888
512
Большое спасибо за письмо, которое доставило мне большое наслаждение, когда я, измученный работой на солнце над двумя большими полотнами, вернулся домой.
У меня есть несколько рисунков сада, полного цветов, а также два написанных этюда на этот же самый сюжет.
Из наброска ты поймешь, каков сюжет моих новых этюдов, один из них, размером в 30, вертикальный, другой – горизонтальный. Я уверен, что это, как, впрочем, и другие этюды, сюжет картины.
