"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

СиСи подпер голову руками и посмотрел в глаза Софии. Та минут пять смотрела, не отрываясь, потом не выдержала и отвела взгляд.

— Ты испугалась? — улыбнулся СиСи.

— Да, — поежилась София, — мне было хорошо, но твой взгляд…

— Думаешь, твой легче? Я узнаю в твоем взгляде все старые обиды и чувствую себя виноватым.

— Тогда лучше не будем думать о плохом, — предложила София, — не стоит портить вечер.

СиСи поднялся и кивнул официанту. Тот сразу понял, что хотел от него посетитель. Он перегнулся через стойку и щелкнул клавишей магнитофона. Зазвучала грустная, старомодная музыка. СиСи подошел и предложил руку своей бывшей жене Софии, она благодарно склонила голову и поднялась из‑за стола.

Горели свечи, немного прохладный ветер налетал с океана и раскачивал ветви деревьев. Вся природа дышала спокойствием и прохладой. София прошла под руку с СиСи на середину террасы.

— Боже мой, — наконец‑то, узнала София, — эта песня звучала на нашей свадьбе.

— Да, — кивнул СиСи, — я специально принес кассету и отдал ее официанту. Я тоже многое помню, София, не забываю тех дней, когда мы с тобой были счастливы. Давай вернемся в то время.

Он распрямился.

— Мадам, — сказал СиСи и положил руки на талию женщины.

София плавно подняла свои руки и опустила их на его плечи. И они закружились в танце. Постепенно их движения становились все более медленными, выбивались из ритма музыки. София склонила голову на плечо СиСи.

— Я даже помню, как ты выглядел в тот день, — София, немного отстранилась от СиСи, чтобы заглянуть ему в глаза. Тот прикрыл веки.

— Я тоже помню тебя.

— Нет, я помню лучше, чем ты, — рассмеялась София, — ты тогда страшно нервничал.

— Не может быть, — возразил СиСи, — ты же сама говорила, какой я толстокожий.

— Но тогда ты, СиСи, страшно нервничал, тебе было неловко за свадьбу, устроенную прямо на пляже.

— Ах да, — мужчина вспомнил как он тогда нервничал, — а ты недовольна, София, что наша свадьба прошла на пляже.

— Нет, это было чудесно! Я уже, честно говоря, не могу вспомнить кому первому пришла в голову эта идея?

— Ну, конечно же, мне, — СиСи еще крепче обнял жену, — я хотел, чтобы церемония прошла на том месте, где прозвучали наши клятвы.

— Это было так удивительно, — мечтательно вспоминала София, — родственники и четыреста ближайших друзей. СиСи, у тебя сейчас наберется четыреста друзей?

Мужчина отрицательно покачал головой.

— Не думаю, у меня вообще никого не осталось. Я имею в виду настоящих друзей, — добавил он, — знакомых‑то у меня сейчас куда больше.

— Вот об этом я и говорю, — вздохнула София, — у меня такое чувство, что мы в мире остались только вдвоем с тобой.

— Че–ты–ре–ста друзей, — растягивая слова, проговорил СиСи, — это в самом деле великолепно. О нас с тобой тогда много говорили в городе. Ты помнишь, София?

— Ну конечно же, помню.

— Мы были с тобой вдвоем, София, очень нетрадиционной парой.

— А сейчас мы традиционны? — спросила женщина.

— Конечно же, нет. Мы снова празднуем нашу свадьбу и почти что на пляже. Нас отделяет от него всего пара сотен ярдов.

— А–а, так вот почему ты выбрал этот ресторан?

— Да, поэтому. Тогда, София, помнишь, я считался бунтарем. Впрочем, такая репутация сохранилась за мной и сейчас.

— Ты недоволен? — спросила София.

— Нет, это ко многому обязывает. Люди смотрят на тебя и ждут экстравагантных выходок.

София рассмеялась.

— Чего ты смеешься? — удивился СиСи.

— Я вспомнила тебя, вспомнила, каким ты был неугомонным бунтарем.

— Да ты и сама, София, была не лучше.

— По–моему, это семейное, — сказала София, — и наши дети унаследовали нелучшие наши качества.

СиСи глубоко вздохнул и сокрушенно покачал головой.

— И Тэд последний?

— Да, — согласилась София, — настал, наконец, и его черед вылететь из гнезда.

— Ты, наверное, считаешь меня слишком жестоким, но я хочу, чтобы Тэд рассуждал более здраво.

— Более здраво, чем ты? — улыбнулась София.

— Более здраво, чем я, рассуждать невозможно. А ему не хватает рациональности, он слишком импульсивен и доверчив.

— Если ты считаешь, что я одобряю его поступок, — сказала София, — то, конечно же, нет. Но он должен решать за себя сам. Если ты, СиСи, или я начнем решать за нашего сына, то он никогда не будет счастлив. Пусть он даже обманется в жизни, но узнает, что совершил ошибку сам, а не мы совершили за него.

— Ты, София, ему потакаешь.

— Но это его жизнь, а не моя и не твоя.

— Если Тэд думает, что я останусь в стороне, — многозначительно сказал СиСи, — то он ошибается. Я не позволю ему совершить поступок, из‑за которого ему придется раскаиваться всю свою жизнь.

СиСи и София танцевали некоторое время молча.

— Давай не будем говорить о грустном.

— Давай, — согласилась София.

— Тогда определимся, что мы понимаем под грустным. Просто не будем говорить ни о наших детях, ни о Лайонеле… — СиСи задумался, продолжать ему не хотелось.

Получалось, что он не скажет, все будет грустным. А ведь из этого складывалась его жизнь, жизнь Софии. И получалось — вся жизнь их грустная.

София рассмеялась.

— Мы не будем вспоминать ни детей, ни Лайонела, иначе мы с тобой вновь поссоримся, а мне бы этого страшно не хотелось.

— Да, у нас достаточно разногласий.

— Не так уж и много, — ответила София, — хотя и хватает. Но есть же и хорошее.

София отстранилась от мужа. Она стояла, положив ему руки на плечи, запрокинув голову, приоткрыв рот. СиСи смотрел на ее влажные губы, на ровные белые зубы. В волосах Софии поблескивала диадема, искрились серьги с крупными продолговатыми камнями.

— СиСи, что с тобой? — спросила София.

— А в чем дело?

— Ты как‑то смотришь на меня…

— Тебе не нравится мой взгляд?

— Ты что‑то не договариваешь, СиСи.

— Ну что? Угадай, что я могу тебе не договаривать? Ты