"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

Несколько минут они смотрели на зеленовато–голубой океан, который сливался с таким же зелено–голубым призрачным небом.

— Интересно, горизонта даже не видно, — сказал Мейсон. — Представляешь, вот так, по этой водной глади можно идти… идти… и никогда не будет конца.

— О чем ты? — спросила Мэри.

— Я говорю, что океан бесконечен.

— Да, — ответила Мэри.

Они посмотрели друг на друга и их глаза сказали больше, чем слова. Они медленно обернулись, поцеловались, Мейсон обнял Мэри за плечи, и они неспеша двинулись сквозь пальмовую аллею.

— Тебе не хочется свернуть вот сюда? — тихо сказала Мэри.

— Именно сюда? Почему бы и нет, если тебе этого хочется.

Мужчина и женщина, держась за руки, спустились с набережной и вошли в небольшой уютный прибрежный бар. Он был в это время пуст. Легкие пластиковые белые стулья, круглые гладкие столы. Несколько досок для серфинга стояли у стен. Бармен курил сигарету, сидя у входа.

Когда в бар вошли Мейсон и Мэри, он тут же вскочил, погасил свою сигарету и занял место за стойкой.

— Хорошо, что мы зашли сюда, — оглядываясь по сторонам, проговорил Мейсон.

— Да, хорошо, ноги сами привели нас сюда, — ответила Мэри.

— Сколько же времени прошло? — глядя в потолок, прошептал Мейсон.

— А ты помнишь ту нашу дальнюю прогулку на лошадях? — поинтересовалась у него Мэри.

— Конечно, конечно помню, — крепче сжимая руку своей подруги, ответил Мейсон, — я этого приключения не забуду никогда.

— Тогда, Мейсон, у нас не было ни проблем, ни тревог, как было здорово!

— Тогда мы были свободны, — сказала Мэри.

— Нет, не были мы тогда еще свободны, — ответил Мейсон, — я очень волновался, ведь мы не могли признаться друг другу, что любим…

— Возможно, ты прав. Скорее всего, Мейсон, ты прав, — кивнула Мэри и улыбнулась — ей было приятно вспоминать те времена, робость Мейсона и их странные отношения, когда они боялись признаться друг другу в любви.

Но это все прошло и сейчас они находились как бы в другой, тревожной жизни, полной несчастий и горя. И тем более, Мэри в последние дни не покидали неприятные предчувствия.

— Но тогда, Мейсон, мне все равно было лучше, чем сейчас, — сокрушенно вздохнув, посмотрела в глаза мужчине женщина.

— Я понимаю, понимаю тебя, Мэри, — погладил ладонь своей подруги Мейсон, — я все это понимаю. И ты не подумай, что я тебя подгоняю или тороплю с разводом. Не думай так обо мне. Ты не должна, Мэри, делать того, чего сама не хочешь.

— Но только тогда, Мейсон, я смогу выйти замуж за тебя. Что же мне остается еще делать? — с грустью в голосе спросила Мэри.

— Мы должны сделать все, чтобы стать одной семьей, — ответил Мейсон и продолжил, — ведь нас, дорогая, уже не двое — у нас будет ребенок, — он положил свою руку на плечо Мэри и прижал ее к себе.

Она запрокинула голову и растерянно улыбнулась, глядя в уверенные глаза Мейсона. Они обнялись, стоя посреди пустого бара.

— Все будет хорошо, все будет хорошо, Мэри, — шептал Мейсон, сам не очень‑то веря своим словам.

Мэри не отвечала, она терлась щекой о плечо Мейсона и на ее глазах появлялись слезы. Но Мейсон Кэпвелл этого не видел.

София с таким трудом пережила разговор с Лайонелом Локриджем, что домой, вернее, в дом своего бывшего мужа, в свой бывший дом, она прямо‑таки ворвалась. Тяжелая резная дубовая дверь буквально распахнулась, и София влетела в гостиную. Выражение ее лица никому не предвещало ничего хорошего.

Мистер Кэпвелл, услышав торопливые шаги Софии, сбежал в гостиную.

— Дорогая, — ничего не подозревая, радостным голосом обратился он к ней, — давай же скорее пойдем, стол уже начали украшать.

Он обнял Софию за шею и хотел увлечь за собой, но она, резко передернув плечами, сбросила руку СиСи и зло посмотрела на него.

На лице СиСи появилось недоумение, он даже отошел на шаг от женщины.

— Что случилось, София? Что с тобой? Чем ты так разгневана?

— Ты знал… — прошептала София, — ты все знал.

— Что я знал, София, что? — СиСи явно не понимал, о чем она говорит.

— Ты знал, ты знал о моей болезни, — огромные глаза Софии зло засверкали, когда она посмотрела на СиСи. — Ты знал о моей болезни еще до того, как я тебе о ней рассказала.

— София, София… — попытался успокоить женщину мужчина.

— Ты об этом знал. Но почему, СиСи, ты ничего не сказал мне?

— София… — вновь попытался остановить ее СиСи.

— Нет, погоди, я скажу. Я скажу все, что мне хочется, — София негодовала, — ты все знал, а вел себя так, как будто впервые слышишь Я думала, что это любовь. Я даже была уверена до сегодняшнего дня, что это любовь… А получается… СиСи, ведь получается, это была самая обыкновенная жалость.

— Что ты, София?

— Нет, я не хочу об этом больше говорить. Нет, мне очень тяжело…

— Успокойся, успокойся, — наконец разобравшись в чем дело, попытался утешить Софию СиСи.

— Я уже во всем разобралась, — плечи Софии нервно дрогнули.

— Нет, все не так! София, я тебе сейчас объясню, все совершенно не так, как ты думаешь.

— Почему? Почему ты сам не мог мне сказать? Почему мне должны…

— Кто тебе сказал? — вдруг вставил СиСи.

— Ну почему мне должны говорить посторонние люди? А ты? Ты, самый близкий мне человек, молчал, прикидываясь, что слышишь о моей болезни впервые. Ведь ты все знал и обманывал меня. СиСи, как ты мог?

— София…

— Нет, погоди, я все скажу. Ты хочешь, чтобы наши отношения были честными, но сам, сам поступаешь нечестно в отношении меня, нечестно даже в отношении к самому себе. СиСи, зачем ты меня обманывал?

— София, пойми, я тебя люблю, это сейчас самое главное.

— Нет.

— Да, София, да, — очень твердым голосом сказал СиСи.

Тяжелая дубовая дверь гостиной дома Кэпвеллов распахнулась и двое мужчин вошли, неся перед собой огромную корзину цветов.

— Мистер Кэпвелл, — обратился старший из них, усатый, в странно–измятой сине–красной кепке, — куда поставить цветы?

— Ах, цветы? — вдруг встрепенулся