Романеска - Тонино Бенаквиста
Когда урожай был собран, а деньги за работу получены, все уговорились встретиться через год. Один юноша сообщил женщине, упавшей с неба, ценные сведения: менее чем в десяти днях ходьбы отсюда находится город Шиньсяо, откуда берут начало торговые пути на Запад. Он сам работал у именитых купцов, которые подумывали нанять гувернантку из западных стран. Там, проявив немного терпения и выдумки, чужестранка могла бы найти способ вернуться на родину, отправившись туда по Великому Шелковому пути или Дорогой Пряностей.
За время странствий она научилась управляться с тремя кусками ткани, из которых состояло ее одеяние: один закрывал ей ноги (или открывал — когда ей приходилось переходить вброд реку), другой охватывал стан и грудь, а третий то покрывал голову, то прикрывал макушку, то скрывал лицо. Шагая в таком виде, она напоминала гравюру из Библии — то ли странствующий апостол, то ли пророк, открывающий пути своему народу.
*
Испанец и француз добрались наконец до цивилизации, уже порядком подзабывшейся им за время многомесячного плена. В порту Тейягуэка теснились военные и торговые суда, толпились моряки, радуясь, одни — что ступили наконец на твердую землю, другие — что скоро ее покинут. Не имея ничего, что можно было бы обменять на деньги, приятели вынуждены были избавиться от драгоценных медальонов, подаренных уакани, продав их ювелиру, который тут же их переплавил, чтобы продавать на вес. Побрившись, одевшись и поев, они отправились на поиски кабачка, который собирались покинуть лишь после того, как напьются до потери сознания.
Первый же стакан рома привел их в отличное расположение духа, но пересохшая глотка требовала продолжения. После третьего стакана они позабыли про все невзгоды, про плен, про джунгли. После четвертого сама мысль о несчастьях вылетела у них из головы. После пятого Альваро, охваченный тоской, разоткровенничался.
Он признался, что, покидая родину, оставил там женщину, нежную и простодушную, которая отдалась ему, обесчестив себя в глазах добропорядочного общества. А он, вместо того чтобы вернуть этой донье Леонор попранное достоинство, попросив ее руки, предпочел завербоваться, и сделал это не из жажды приключений, а попросту сбежал от собственной низости, от стыда, что так легко поверил в безнравственность своей юной возлюбленной. Единственным, кто из них двоих утратил достоинство, был он: ведь она уступила его страсти, он же — требованиям морали. Он уже думал, что позабыл об этом бесславном эпизоде, но только до той бессонной ночи, когда, переводя рассказ своего товарища, чтобы разжалобить туземцев, понял, сколько людской злобы пришлось тому вынести ради любимой.
Его приятель, достаточно пьяный, чтобы разделить его горе, предложил вернуться вместе с ним на старый континент. Если он чувствует себя таким виноватым, почему бы ему не попытаться искупить свою вину? Не столько перед добропорядочным обществом, сколько перед этой женщиной, которая, вероятно, все время думает о нем и вовсе не так плохо, как он себе это представляет. Испанец поблагодарил его, но наотрез отказался. Бывшая возлюбленная наверняка нашла себе мужа, который смог ее утешить и избавить от печального прозвища, которым наградили ее после бесчестья: Сольтера — одиночка, старая дева.
Альваро поклялся тем не менее искупить свою вину, обозначив таким образом цель своей скитальческой жизни. Может быть, ему удастся восстановить где-нибудь справедливость, помочь какой-нибудь презираемой всеми женщине, выступить против предрассудков: наконец-то перед ним открывалась перспектива настоящего приключения.
На следующий день, все еще с затуманенной хмелем головой, они распрощались. Один собирался отправиться в северную часть Американского континента, который еще предстояло завоевывать и завоевывать, другому путь лежал за океан, в родные края. Они пожелали друг другу исполнения желаний, по-братски обнялись, затем один пошел по направлению к порту, другой — к причалу, где швартовались торговые суда. Там он нашел корабль под французским флагом, который как раз готовился поднять якорь.
Пузатый галион под названием «Божья Благодать» обычно перевозил хлопок или табак, но за приличную плату брал и пассажиров — купцов, сопровождавших свой товар, или помощников нотариуса, в чьи обязанности входило оформление прав собственности на заморские концессии. Одна каюта была свободна, и единственный, кто, благодаря проданному медальону, имел достаточно средств, чтобы претендовать на нее, стоял сейчас на палубе. Однако, прежде чем предоставить ему место, капитан выдвинул одно условие:
«Сударь, пассажиры, уже находящиеся на борту, производят весьма жалкое впечатление. Болтовня этих стряпчих и лавочников просто невыносима. Я бы предпочел не видеть их за столом, пусть сидят у себя в каютах, падая в обморок при первом шторме. Плаванье и так будет долгим, мне же оно покажется вдвое длиннее, если по вечерам я буду вынужден коротать с ними время. Я плавал с великими путешественниками, ходил смертельно опасными курсами и устал от всех этих россказней, которые гуляют по морям с допотопных времен. Так вот, я готов предоставить это последнее место у себя на судне тому, кто сумеет развлечь меня разговором, и чтобы этот разговор был оригинальным, а главное — нескучным. Убедите меня, что вы и есть тот человек!»
«Я расскажу вам о том, как повстречал женщину и как меня с ней разлучили», — ответил тот. Его собеседник сразу приуныл: «Нет человека, который не пережил бы такую историю, — сказал он, — весьма печальную для того, кого она коснулась, и совершенно невыносимую для того, кто вынужден ее слушать».
Но рассказчик уже начал свой рассказ — неслыханный и богато сдобренный яркими подробностями, прервав его на том самом месте, где два палача одновременно заносят топоры, чтобы казнить несчастных влюбленных. Продолжение он приберег на потом, чтобы рассказать его во время путешествия, конечно, если его возьмут в плавание.
Капитан немедленно принял на борт человека, обладающего столь богатым воображением, что все моря и океаны
