Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни - Шэнь Цунвэнь

Лунчжу спросил:

— Почему у тебя такой несчастный вид?

— Хозяин заметил, как я жалок, значит, в этот день я и правда достоин существования.

— Какой ты смышленый.

— Похвала хозяина и дурака сделает талантливым.

— Я спрашиваю тебя, в чем, в конце концов, дело?

— Это дело… хозяин, может быть, увидит в нем божью милость.

— Ты только петь умеешь, совсем говорить разучился? Будто хочешь, чтобы я побил тебя.

Только теперь карлик заговорил. Обливаясь слезами, он поведал о своих страданиях и разочарованиях. При этом он топал ногами, подражая рассердившемуся Лунчжу. Если бы нашелся сторонний наблюдатель, то он наверняка решил бы, что карлик отравился или его пчела ужалила в пупок, и так он изображает свои мучения. Но Лунчжу догадался, что карлик либо не сумел отыграться в игре на деньги, либо попал в немилость к женщине.

Лунчжу ничего не говорил, лишь улыбался. А карлик продолжал:

— Мой господин, мой бог, от вас ничего не скроешь — вашего слугу обидела девушка.

— Ты как птица, которая только и умеет, что петь льстивые песни, тебя невозможно обидеть!

— Но, хозяин, глупым слугу сделала любовь.

— От любви люди умнеют.

— Так я и поумнел: вы говорите, стал смышленым. Но рядом с тем, кто умнее меня, я вижу, что глуп, как свинья.

— Куда подевалось твое умение петь, как земляной попугай?

— Какое умение, у этих попугаев большой клюв и тело большое, а поют-то только заученные песни, пользы никакой.

— Если споешь все, что заучил, вполне сможешь одержать победу.

— Спел, но безуспешно.

Лунчжу нахмурил брови, это показалось ему странным. Однако, опустив голову, он словно заново увидел, насколько низкорослым был слуга, и понял, что тот потерпел поражение из-за роста, а вовсе не от отсутствия голоса, и, невольно улыбнувшись, сказал:

— А может, ничего не получилось из-за твоего телосложения?

— Но она не видела меня. Если б она знала, что я карлик-слуга у несравненно прекрасного наследника Лунчжу, то непременно привела бы меня в пещеру Тигра и стала мне невестой.

— Не верю. Наверняка дело в деревенских предрассудках по поводу роста.

— Хозяин, клянусь. Не по звуку же голоса она узнала мой рост. А по моей песне она поняла, какова глубина моего сердца.

Лунчжу покачал головой. Даже наблюдая карлика прямо перед собой, он никак не смог бы измерить глубину его сердца.

— Хозяин, прошу, поверьте. Из-за этой красавицы многие сорвали голоса, так и не сумев победить ее в пении!

— Раз она так хороша, тебе следует петь, пока горло не заболит, пока кровью не начнешь плеваться. Вот тогда это настоящая любовь.

— Горло у меня уже болит, и я пришел просить вас о помощи.

— Так не пойдет. Только что ты говорил мне льстивые речи. Тот, кто действительно хочет добиться любви, не смог бы говорить ни о чем другом!

— Хозяин! — Карлик встряхнул большой головой и жалобно вымолвил: — Покойник и тот перед лицом бога найдет слова, чтобы восхвалить его совершенство и красоту, что уж говорить о слуге. Слуга уже опустил руки в попытках добиться любви, но рядом с хозяином обретает новый прилив смелости. Мой господин дает людям в десять раз больше храбрости, чем бодрящее средство из корня горца. Ну все, мне нужно идти. Если проиграю, то не скажу, что я ваш слуга, а то люди станут смеяться, что вы держите у себя такого болвана. Честь рода Байэр пострадает!

Карлик пошел было прочь, но его последние слова раздосадовали Лунчжу; он вернул слугу и расспросил, что же это за девушка.

Тот, как умел, описал лицо, фигуру и пение девушки. И сам же признал, что его описание словно бы сделано ободранной кистью остатками краски на потрепанном холсте. Песни девушки он сравнивал с деликатесами, производимыми родом Байэр из Циншигана: сладким вином, мушмулой, карасями из ручья Саньянси и собачьим мясом, как будто песни можно съесть. Что и говорить, неспособен был карлик к словесному рисованию.

Лунчжу видел, что карлик одержим, но и в его собственном сердце что-то шевельнулось, словно он тоже вкусил сладкого вина и собачьего мяса. Со смешанным чувством любопытства и недоверия он сказал карлику, что кое-что придумал и пойдет вместе с ним.

Карлик, который хотел развеселить Лунчжу, обрадовался, что тот собрался прогуляться, и с нетерпением стал убеждать господина скорее отправиться за пределы деревни.

Вскоре наследник рода Байэр оказался в горах.

Спрятавшись в зарослях травы, Лунчжу попросил карлика спеть во весь голос песню, которой его учил хозяин. В первый раз они не услышали никакого ответа. Тогда карлик снова громко запел, и из бамбукового леса на соседней горе донеслась ответная песня. Судя по мелодии, пела девушка из рода Хуапа.

Каждый звук этой песни проникал Лунчжу прямо в сердце. Прозвучало всего три строчки, и песня стихла. Одна из строк словно просила продолжения. Лунчжу велел карлику ответить на нее, тоже в три строчки: «Хорошее вино должен пить искусный певец, хорошее мясо должен есть искусный певец, а вот кому должна принадлежать красивая девушка?»

— Красивая девушка выйдет замуж лишь за настоящего мужчину, — затем девушка добавила еще три строчки о том, какого мужчину можно назвать настоящим. В песне она упомянула имя Лунчжу и два других имени, но те принадлежали прекрасным мужчинам из прошлого, лишь Лунчжу жил в настоящее время. Пела она так:

Не Лунчжу, не герой ты из прежних времен,

Настоящий — не ты, да и кто ты такой,

Чтобы звать меня петь, петь ведь надо уметь.

— Господин, она упомянула ваше имя! Она обругала меня! Сейчас спою ей, что вы мой хозяин и что она достойна выйти замуж лишь за вашего слугу.

Лунчжу произнес:

— Постой, не надо.

— Она несет вздор, надо ей ответить, что она достойна хозяину лишь ноги мыть!

Но, видя, что Лунчжу молчит, карлик не решился спеть ответ девушке. Лунчжу же погрузился сердцем в несколько строк только что прозвучавшей песни. Он не ожидал, что найдется столь смелая девушка. Пусть многие девушки, понося мужчин, бросали «ты не Лунчжу», то было совсем другое дело. Сейчас, говоря о возможном избраннике, девушка назвала имя Лунчжу, явно проявляя гордость и самолюбие. Лунчжу решил дать ей знать, что карлик находится у него в услужении, и посмотреть, что будет.

Карлик, как велел Лунчжу, спел еще четыре строчки:

Допивая остатки вина, как умением пить похваляться?

Я не