Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин
— Вы, жезде, уже стары... Ибыш-ага— ученый человек, мысли его летают высоко над облаками, как птица...
— Ибыш-ага давно обратился к тебе с просьбой, а от вета нет до сих пор.— Закир бросил взгляд на Джайна- накова, торчавшего у окна.
Девушка заговорила вначале серьезно:
— Ответ я дала давным-давно. Его слышали и вы... Стать другом жизни Ибыш-ага — мечта каждой казах ской девушки. Если нужно, я завтра же могу привести в этот дом самую красивую девушку, она окажется в десять раз лучше меня.— Бикен рассмеялась и, подобно ветру, развеяла сгустившиеся над своей головой тучи. Ибраим боится этого смеха девушки. Начнешь разговор серьезно, степенно, а она тут же превратит его в шутку и вывер нется...
Закир не сдавался:
— Ты одна из тысячи. Милая, кого же ты хочешь сде лать хозяйкой очага, принадлежавшего только вчера тво ей родной сестре?
— Вы задержали меня здесь, чтобы сказать это? Я думала, что мы пришли сюда поздравить Ибыш-ага с благополучным возвращением из дальней поездки.
— Шутки брось, детка. Бог даст, скоро устроим той,— сказал Закир и, не давая девушке возразить что-либо, повел ее на улицу. Ибраим вышел вместе с ними.
Ночь. В городе ходить запрещено. Ибраим снова предложил заночевать, Бикен не соглашалась. Она таила обиду на Ибраима: из-за него Токаш, может быть, никогда больше не придст к Бикен...
А случилось вот что: однажды заявился Ибраим, как всегда, с подарком. На этот раз он принес золотые серьги. Откровенно говоря, Бакен обрадовалась такому дорогому подарку. Ибраим, видя это, обнял девушку, пытался поцеловать. Она, шутя спим, вырывалась. Ибраим бегал по дому и ловил ее. В гостиной Бикен зацепилась за край ковра и упала. Ибраим повалился на нее, стал целовать в щеки и шею. В это время открылась дверь. Разгоряченный Ибраим даже не обернулся. А Би- кеи, лежавшая на спине, увидела, как из-за огромного— перед самыми глазами — уха Ибраима выплыло лицо Токаша. Она с силой оттолкнула жезде и вскочила. Но поздно. Токаш, бросив на нее презрительный взгляд, повернулся и ушел. В этот день и на другой день Бикен искала встречи с Токашем: надо было объяснить, что с Ибраимом она только шутила. Напрасно. Токаш уехал в Китай. И теперь — как знать — встретится ли она с ним? И все это из-за Ибраима...
Глава 23
Проводив Закира и Бикен, Ибраим возвращался до мой. Тут его задержали вынырнувшие из темноты солдаты.
Джайнаков поискал в карманах удостоверение руководителя комитета алаш, но не нашел. Доказывал на словах — не поверили и отвели в комендатуру. Он просидел там до утра и о многом передумал. Недавно в Семипалатинске на заседании алаша Казахстан был провозглашен самостоятельной страной, и вот пожалуйста — вернулся в Семиречье, а тут ярмо на шею. На чью шею накинули? Разве он игрушка для них?.. Нет, если не собрать свое войско, можно остаться под ногами. Кто- нибудь наступит и переломит хребет... Но следует ли сейчас отворачиваться от атамана и окончательно рвать с ним? Разве вчера Закир не говорил: «Первейшие враги— большевики, а затем — русские. Но в трудные минуты опорой могут оказаться руководители казачества».
Ибраим потребовал от коменданта свидания с атаманом. В тот же день он встретился с ним. Только недавно приветливый атаман встретил его важно, высокомерно. Видимо, он позабыл события шестнадцатого года, когда они действовали заодно. Или же он изменился после того, как сам стал наказным атаманом?
— Был слух, что вы сбежали...— ироническим тоном произнес атаман на казахском языке.
— Ложь, ваше благородие!—Джайнаков понял, что эту версию сочинил сам атаман.— Я ездил в Семипалатинск.
— Зачем?
— Это что, допрос? — Джайнаков впервые в жизни начал резко говорить с русским начальником. Он не заметил, как это соскочило с языка. Жаль...
— Кто же ты такой, которого нельзя проверить?
— Я член Временного правительства, руководитель комитета алаш.— Джайнаков решил держаться с достоинством, иначе атаман может просто дать по морде.
— Временное правительство я распустил! А если комитет алаш не сможет вести себя как следует, то и его разгоню.
— Ваше благородие, вы знаете, кто составляет большинство населения Семиречья?
— Господин Джайнаков, я вижу, у тебя развязался язык. При белом царе ты лизал полу генерала Фольбау- ма. Ты осмелел после революции! — Малышев повысил голос.— А не подумал, чем может кончиться революция?
— Кажется, не я один лизал полу Фольбаума.
— Я могу вбить тебя в землю, как вбивают кол. Для этого у меня хватит сил. Ты знаешь об этом?
— Как бы я, подобно кости, не стал поперек вашего горла. Может быть, обратно отрыгнете? А может быть...
Атаман вскочил с места и крикнул адъютанту.
— Посадить его! Посмотрим, как запоет через неделю.
Адъютант вынул револьвер и повел Джайнакова.
О том, что Джайнакова арестовали, Закир узнал от самого атамана. Когда он вечером сидел в своей "загадочной комнате" и производил подсчеты, атаман прислал к нему своего курьера. Закир отбросил счеты и, степенно шагая, пришел в дом атамана. С порога Закир начал славословить: вернулась прежняя мирная жизнь, которая была при белом царе. Что можно сказать иное, кроме слов благодарности атаману!?
— Закир-аксакал, прошу! Я сегодня посадил в тюрь му господина Джайнакова,— сразу выпалил Малышев.
— Да за что же?— глаза Закира полезли на лоб.
— Не волнуйся! Нет ничего такого, чтоб волноваться. Прошлой ночью патруль встретил и задержал его. Он ощетинился на меня, всячески оскорбляя. Что с ним случилось? Не сошел ли с ума господин Джайнаков? Или думает, что теперь самостоятельность, своя страна... Скажи, он же свояк тебе?
Закир был удивлен: он не поверил, что атаман поссо
рился со своим близким другом, единомышленником Джайиаковым. Наверно, атаман пошутил... Нет, он смотрит хмуро, сурово.
— Ваше благородие, сейчас для иас ссора равносильна смерти. Ибраим — авторитет, честь страны, как вы могли поступить так опрометчиво? Разве завтра казахи протянут вам руку помощи? Разве они не вонзят нож в спину, как это было тогда?..
— Я нарочно посадил,— успокоил его атаман,— Пусть образумится. Что у меня на сердце, знаешь только ты...
— Ваше благородие, тебя и бога прошу об одном: пусть об этом случае никто не узнает. Сейчас возьму повозку и увезу Ибраима, не показывая никому. Поговорим наедине, я напомню ему его обязанности. А завтра