Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин
Но скоро этот прилип спал. Опоздание Габдуллы обидело женщину. Поэтому она встретила его не особенно радостно, а на Загорулю даже не взглянула, лишь вежливо пригласила к столу. Гости изрядно выпили «аллш- ского» вина, изготовленного в Венгрии, Загоруля скоро опьянел, начал болтать, но только не то, чего хотелось Габдулле.
— Ну, как дела? Как думаете жить дальше? — допытывался Какенов.
— Что значит «как жить»? Мы не алаш-орда, которая не знает, на что способна, — произнес Загоруля, опрокинув в рот еще бокал «алаша».
— Посмотрим, однако, будет ли ваш атаман хватать звезды с неба, — осторожно заметил Габдулла.
— Еще увидите... Когда британский лев придет в Семиречье и гаркнет здесь, держитесь крепко... Смотрите не напустите... — Загоруля повернулся к Насиме: — Вы простите, если сказал лишнее — это в порядке шутки,
— Прекрати, Загоруля!.. Не болтай, что попало! — прикрикнул Габдулла. Насима встала и ушла в другую комнату.
— Что, не нравится? — продолжал Загоруля.— Правда глаза колет?.. Не я делал доносы полицмейстеру Поротикову о том, что здесь насмехаются над парем, обзывают его «Кара»—«черный», «Узак»—«длинный».,.
Габдулла схватил его за ворот, выволок из комнаты и пихнул с лестницы. Едва он успел закрыть дверь, как раздался выстрел. Пуля, отбросив щепки, просвистела возле уха Габдуллы. Вбежала перепуганная Насима.
— Зачем ты привел этого нечестивца? Чтоб ему лопнуть!..
Если Загоруля будет еще стрелять, то Габдулла ответит тем же — он вынул револьвер и стал возле двери, подал знак Насиме — «выйди!»
За дверью было тихо.
Глава 32
Зачем Загоруле поднимать шум, следует ли показывать себя перед атаманом пьяницей и дебоширом. Сегодня он хватил лишнее. Кружилась голова, пришлось прислониться к забору. И хотя он, был сильно пьян, но все помнит, сознания не терял. Что же он сказал такого Габдулле? Чего он так разозлился? Это ведь нс ложь. Сам он писал... Ладно, придет время — рассчитаемся.
На свежем воздухе голова прояснялась. Загоруля пошел домой. А утром как ни в чем не бывало принял ся за служебные дела.
По возвращении Загорули из Кульджи атаман взял его к себе на службу, поручил особо секретные дела. Но в штабе об этом не знают. У Загорули нет военной формы, поэтому офицеры с ним не считаются. Сегодня заявился Яшайло, он опять чего-то не договаривал.
— Если сказать всем: можно грабить город!—за час ничего не осталось бы. В первую очередь расправились бы с этим штабом. Спросишь—почему? Обозлены до предела. Конечно, без ветра трава не колышется. Есть люди, вносящие смуту и разлад, - заключил Яшайло.
— Кто?—Загоруля взял ручку.
Яшайло сделал небольшую паузу — губы искривились в улыбке. Это означает, что Загоруля поспешил с вопросом.
— Одного из них видел своими глазами. Среднего роста, с красивыми усами. Бывает в крепости. Удивляюсь, как он проходит через ворота. Вчера попался мне навстречу, я, кажется, узнал его.
— Кто же он?
— Тот, который вернулся из Сибири.
— Березовский?
— Я подумал, что он.
Глаза Загорули засверкали. Вскочил и обратно сел.
— Еще кто?
— Рабочий с почты-телеграфа, кудрявый такой... Вчера ушел в Каскелен.
— Откуда узнал?
Яшайло засмеялся. Загоруля опять допустил оплошность. Смех Яшайло звучит как издевка над неопытным сыщиком.
— Почему же бежал этот кудрявый? Подозревает что-нибудь?
— Иначе разве бегут?
Опять в душе досада: Загоруля неумелой слежкой сам спугнул Емелева.
Яшайло стал зевать — это значило, что говорить ему больше не о чем. Загоруля попрощался с ним и записал сообщения. Надо донести атаману. Но прежде нужно побриться, привести себя в порядок, чтобы не было следов вчерашнего пьянства.
Загоруля вошел в кабинет Малышева без стука — такая была договоренность с атаманом. Крепко прикрыв за собой дверь, повернулся к атаману и увидел, что у него посетитель. Возле стола сидел Яшайло. Вот тип!
Малышев сурово произнес:
— Кстати пришел. Садись!.. Разговаривал с Яшайло? — Так точно!
— Есть у него одна новость. Яшайло сообщил мне...
Теперь понятно: хитрый дунганин хочет выслужить ся перед атаманом, он не все сказал Загоруле.
Атаман продолжал:
— Мой кучер Махмут оказался нечестным человеком. К нему тайно приезжают люди с гор. Как ты думаешь, можно этому верить?
— Трудно сказать наверняка. Может, приезжали из аулов...
Загоруле не хотелось поддерживать Яшайло. Если бы он не утаил этого, а рассказал бы Загоруле сам — тогда другое дело.
Яшайло бросил на него злобный взгляд. Атаман оказал сухо:
— Это возможно. Яшайло, ты продолжай свое дело...
После ухода Яшайло Малышев захватил в кулак свою бороду и задумался.
— Нечестность Махмута ясна. Но... не спутав по ногам, нельзя снимать с него узду. — Атаман часто прибегает к казахским поговоркам. — Нужно испытать его на деле. Если оправдает надежду — друг. Обманет-— наказание известно...
— А если убежит?
— Когда-нибудь попадется... Но надо установить за ним слежку, чтобы он не смог сбежать. Ты найди мне Березовского! Из-под земли достань!
— Будет сделано. Емелев сбежал в Қаскелен...
Атаман ударил рукой по столу,
— Неспроста он ушел туда. В Каскелеие у меня больше врагов, чем друзей. Рядом с Каскеленом — Чемолган, там много родственников Бокина. Это опасная прогулка... Ты думаешь, я всех там гладил по голове и никому не дал щелчка по лбу?
— Что же тогда прикажете делать?
— Выследить его, взять. Он тебя узнает?
— Возможно.
— Тогда трудно... Хотя ночью, в темной станице, кто может узнать? Если нужно место, чтоб скрыться, иди в церковь. Достаточно назвать мое имя духовному отцу. А где твое оружие, которое обещали послать?
— Подождем эту неделю. Если не прибудет, пошлем в Кульджу нарочного. Люба не сидит сложа руки. Только как бы не раздумал британский лев.
— Неважные дела... Есть опасение, что красные из Ташкента пойдут в наступление. Последние сообщения заставляют думать об этом... Ну, иди! Желаю успеха!— Малышев встал и протянул руку.
Из штаба Загоруля вышел вялый, угрюмый. Но ничего не поделаешь — надо отправляться в путь.
Глава 33
Петр Алексеевич хотя и отдохнул в горах, но прежняя жизнерадостность к нему не вернулась. Чувствовал, что привязалась болезнь. Кашель не дает закрыть рта. Если бы Токаш не выручил, Юрьев не перенес бы тюремных мук; с каждым днем таяли силы