Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил
Он проснулся утром спустя три дня. Неужели черный костюм был всем, что у него осталось? Что еще принадлежало только ему и никому другому? Что еще он имел право продать?
Пьеро брел через улицу к библиотеке. В телефонной будке спала девушка, как Белоснежка, дожидавшаяся своего поцелуя. Он распахнул дверь соседней будки и сел на деревянную скамейку. Сняв трубку, он попросил оператора соединить его с какой-нибудь студией звукозаписи. Телефон быстро поглощал монетки, как пес, который не жуя глотает кусочки собачьего лакомства. Пьеро слышал, как пятицентовики перевариваются в телефонной утробе. Человек на другом конце провода знал о «Феерии снежной сосульки». Он вспомнил мелодию, звучавшую в конце представления. Он сказал, что реально заинтересован в том, чтобы ее записать.
– Это действительно был лучший номер всего представления. То есть я хочу сказать, что именно эта его часть должна остаться навсегда. Как случилось, что никогда раньше вы не записывали эту мелодию?
– Я опасался записывать мою музыку. Мне казалось, что, услышав мои мелодии, кто-нибудь сможет их украсть и выдать за свои. Я полагал, другие могли бы освоить мою манеру игры и научиться выступать как я. Тогда я перестал бы быть единственным в своем роде. Но все эти глупости я, должно быть, выдумал от страха. Я не имею права хранить хорошую мелодию для себя самого. Мне нужно дать ей свободу в этом мире. Ей хочется жить собственной жизнью в сердцах человеческих.
Пьеро сделал паузу.
– Кроме того, мне надо ширнуться.
– Я заплачу вам авансом, и вам не придется ждать ни роялти, ни какой-то другой формы оплаты.
Человек на другом конце провода добавил, что очень хотел бы выпустить его пластинку, и попросил Пьеро принести свою фотографию.
Единственный снимок, который был у Пьеро, – совместный портрет с Розой, висевший на гвоздике, вбитом в стену. Снимая его с гвоздя, он ощутил глубокую печаль. Но вместе с тем в то утро впервые за несколько месяцев Пьеро гордился собой, потому что ему напомнили о двух вещах. Во-первых, о том, что когда-то он был женат на очень красивой женщине, и во-вторых, что он сочинил мелодию, которая, как ему казалось, нравится всем людям в мире.
Студия звукозаписи располагалась в узком здании. Оно было зажато между церковью и универмагом, как худышка на автобусной остановке в час пик. Мужчина, говоривший с Пьеро по телефону, встретил его в вестибюле, и они поднялись на лифте на пятый этаж. В студии над пианино висел большой микрофон, прикрепленный к длинному шесту. Полы были деревянные. Пьеро взглянул на звукооператоров, работавших по другую сторону стеклянной перегородки. Перед ними располагался пульт с таким количеством кнопок, рычажков и ручек, что сверху они могли показаться небольшим городом.
Он заиграл свою мелодию. Ему давно не доводилось подходить к инструменту. К его удивлению, музыка его слегка изменилась. Пока он жил как в забытьи, мелодия продолжала работать над собой. Она заставляла себя вставать по утрам, одеваться и приниматься за дело. Так получилось, что Пьеро был скорее слушателем музыки, которую играл, а не ее исполнителем. Прекрасное, законченное произведение искусства существует независимо от его творца. Намек на чье-то авторство его возмущает – оно не желает иметь создателя.
Все дети по сути своей сироты. В сердце своем ребенок никак не связан с родителями, своим происхождением, фамилией, полом, семейным ремеслом. Он – совершенно новая личность, рожденная лишь с единственным заветом, наследуемым каждым человеком, который раскрывает глаза и видит мир, – неотъемлемым правом быть свободным.
Мелодия оказалась поистине восхитительным чудом.
Когда запись закончилась, Пьеро понял, что смог, наконец, выразить все очарование своей музыки. Он создал мелодию, которую раньше ему никогда не удавалось полностью завершить. Короткое произведение, которое он исполнил, было итогом работы всей его жизни. У него не было других двенадцати лет на то, чтобы создать еще одно произведение, которое тоже можно было бы сыграть за пятнадцать минут. Великие музыканты были способны сочинять масштабные, грандиозные творения, но он не обладал ни их упорством, ни знаниями. В отличие от него, воспитание таких музыкантов было нацелено на сотворение великих произведений. Творцы из бедняцкой среды были не в состоянии слишком долго быть в ладу с собственной гениальностью.
Он не мешкая подписал первый же договор, какой ему предложили, даже не пытаясь торговаться. Он знал, что должен сделать это быстро и без раздумий, иначе ему вообще не удастся подписать никакой контракт.
Белка, державшая в лапках желудь подобно маленькому барабану-бонго, встала на ветке дерева, которое росло за окном студии звукозаписи, и тревожно огляделась по сторонам.
Выйдя на залитую солнцем улицу, Пьеро стал совершенно другим человеком. Он брел себе, прогуливаясь, зная, что его истории настал конец. История его жизни была написана, и теперь он жил на дополнительных пустых страницах в конце книги. Книги начала, середины и конца его жизни.
На углу улицы Пьеро заметил странного мальчонку. Тот смастерил из газеты наполеоновскую треуголку и надел на голову. Он бросил на Пьеро сердитый взгляд. Пьеро знал, что написано в газете. Становилось все очевиднее, что мир движется к войне. Теперь мир не нуждался в присущей Пьеро печали. Нет, теперь мир стал ареной жестокости, он был охвачен безумием, выразить которое Пьеро было не под силу. Он не хотел больше ни читать газеты, ни слушать радио. Ему не хотелось быть взрослым. Есть люди, которые для этого совсем не подходят.
69. Неизвестный наркоман, Нью-Йорк
А музыка, которую Пьеро продал в Нью-Йорке, множилась в записях, широко расходилась и стала пользоваться огромным успехом. Пластинка с ее записью называлась «Баллада для луны», ее мелодию напевали дети по всей Северной Америке. Они часто просили, чтобы им подарили ее на день рождения, и получали эту пластинку, обернутую в зеленую, розовую или голубую бумагу. Они ее разворачивали, и с фотографии на конверте пластинки на них смотрели молодые новобрачные. Дети очень удивлялись, что получали подарок, который хотели. Они привыкли к тому, что им вообще не дарят подарков. Они не знали, благодаря чему трудные времена миновали. Но они стали замечать, что их жизнь понемногу улучшается. Когда они надевали носочки, большие пальчики больше не вылезали из дырочек. Они обращали внимание на то, что, когда вечерами ложатся спать, животики их не урчат от голода. Они открывали свои сумочки для завтрака и находили там сладкие булочки. Они замечали, что, когда поднимают свою кошку, ее ребра уже не прощупываются. А когда