Улыбнись навсегда (сборник) - Юрий Иосифович Малецкий

Ничто на земле не проходит бесследно, поется в песне. Это можно оспорить — и рукописи отлично горят, и люди исчезают без вести — а в памяти Бога… ну, там удерживается… что? Если ты жив, пока ты в памяти Бога, вечной памяти — то в каком из своих временных срезов? Или всех их одновременно? Там узнаем. То, что для меня неоспоримо, — ничто на земле не дается бесплатно. Я должен был претерпеть — и я знаю, за что. Как говорила знакомая тетя Маша, Бог не Микишка, Его не проведешь; а себя — ты только начни, воспоминанья тут же разовьют пред тобой свой длинный свиток, только поспевай держаться, трепеща и проклиная, тут кровь чуть что не брызжет из моментально покрасневших щек… Я должен был претерпеть за всю свою смешную, жалкую, бесконечно греховную жизнь — и я претерпел и еще претерпеваю психически и соматически. И все же где-то в моем претерпевании, в каком-то серьезном отсеке… или сегменте его обозначился перелом; дай Боже, чтобы это не был перелом через колено.

Они долго не держат. Не знаю почему, вероятно, дурная привычка, ведь за меня платит страховка, страховка для даже не бедных, а, по здешним представлениям, нищих — безработных; но страховка ведь оплачивает и мое лечение, и содержание. Тем не менее, они долго не держат; как только они убедились, что нашли-таки на меня удержу, меня назначили к выписке. Лекарства теперь должны были выписывать амбулаторно.

Завотделением вызвал меня, и вот что он сказал. Попытаюсь передать его речь близко не к тексту — я начал выздоравливать и, как и ожидалось, моя способность к пониманию немецкого уменьшилась; но — по смыслу.

— Отправляйтесь домой. В неотложной ситуации вы всегда можете нас вызвать — будете здесь не позже, чем через полчаса. А пока, коль скоро мы нашли-таки к вам подход, вы прекрасно можете жить дома, получая таблетки неподалеку. Здесь в настоящий момент вы занимаете уже чужое место — вы не последний на очереди сюда. Увы, должен сказать и сказать прямо — вы взрослый человек и должны знать, что вас ожидает, — сказать прямо, что быть существом радостным вам не удастся, по-видимому, никогда. Маниакальная депрессия, биполярное расстройство — вещь пока радикально неизлечимая. Но мы можем медикаментозно выровнять поля вашей психики. Вы никогда не будете счастливы, но вы в целом можете быть и будете, если научитесь правильно расслабляться и сами себе не испортите картину вещей — а я думаю, это в ваших силах, — вы можете быть и будете спокойны. Равновесны. Жить в большей степени, чем до того, в настоящем, не расстраивая сознание плохим прошлым и страшным будущим.

Надо же, немецкий завотделением дурдома был просто аватарой нашего Пушкина!

— Должен сказать — вы просто не понимаете, какой вы счастливец в несчастной ситуации душевной болезни. Вы можете писать, формулируя и транслируя свой опыт. Это значит, что вы можете отвлечься от своего несчастья и переключиться на что-то другое и при этом содержательное, осмысленное. Людям, окружающим вас здесь, не в пример тяжелее. Вам только кажется (на самом деле мне и не казалось, но он решил за меня так), что если они тихи, к тому же, некоторые чем-то занимаются — играют в шахматы или в карты, слушают музыку, — у них и на душе тихо, спокойно. Это заблуждение. В душе у них буря, пропасть, полный облом. У кого-то это семейная трагедия, у кого-то катастрофа — увольнение с приличного места работы, у кого-то — любовь без взаимности; а хуже всего — и это, к сожалению, очень частая ситуация — страдание без каких бы то ни было причин. Немотивированное отчаяние — или, напротив, сонное, оцепенелое, тупое безразличие ко всему, кроме жвачки.

Снова и снова — вам не повезло с собой, это так; но уж если это так — то внутри своего «несчастного сознания», как говорил, кажется, Камю — знаете его? — вот видите, как широк ваш кругозор, — так вот, внутри своего страдания вы еще очень счастливы; а не о каждом из так называемых здоровых людей можно сказать так. Так что домой, батенька, домой — сегодня же, сразу после обеда. Я подготовлю бумаги.

Я вышел из немецкой больницы, а оказался почему-то в московском троллейбусе, ехавшем по Варшавке в ГИБДД МРЭО ЮАО № 5, где должен был заявить о пропавших водительских правах. Я понимал, что выбросил их случайно вместе с мусором в контейнер, но вспомнил об этом через сутки: машины у меня все равно не было, и права я сделал себе обычным путем — на тот случай, если обзаведусь машиной. Это могло случиться и со мной, как с любым из нас; другое дело, что выбросил я их вполне промыслительно: я самоочевидно принадлежал к тем 5 % людей, которые, по слухам науки, как не могут, так никогда и не смогут водить машину. Любой мой выезд на проезжую часть не в качестве пассажира, начиная с самого первого, мог оказаться последним — не только для меня. Зачем же приближался я к месту моего назначения? Зачем должен был пилить аж в Южное Бутово, на метро, теперь на троллейбусе, а там еще пешком минут 15, топча кур мыши в непосредственой близи от полигона, урочища, обильно политого совсем еще не так давно невинной кровью? Что потерял я в 5-м МРЭО ЮАО ГИБДД? Не видел, что ли, людей при погонах? Не слышал их непреклонных голосов: «Потеряли? Как это — потеряли? Где потеряли? Ага, значит, следственный эксперимент!..» Не нужно мне все это было совсем, а уж нежеланно и подавно; тем не менее, влекомый чувством какого-то фантомного долга, тащился я заявить о пропаже водительского удостоверения. Был я, скорее всего, хмур и настроения самого убитого.

Стоял себе возле задней двери; рядом со мной топтался какой-то мужичонка навеселе. Смотрел он на меня, смотрел — потом высказался:

— Ты чё такой пыльным мешком ушибленный? Улыбнись навсегда!

Так я и сделал. И делаю по сей день. Мне это при помощи таблеток, подобранных ими по доброте душевной, совсем нетрудно.

Одно только огорчает по-прежнему: пропажа; так и не нашлась; представляете?

Что хочешь делай.

Конец

P.S.

Это какая улица?

Улица юры малецкого

Бывшая красноармейская

Длинная как италия пинающая среднюю волгу

Знавал знавал я покойного

Нрава он был беспокойного

Надо сказать прямо

…Еще тут жила его мама