Обагренная кровью - Николай Иванович Ильинский

— Я, я — послышался голос человека из кустов, который никак не мог оправиться и отвечал с трудом, хотя Виктор сразу уловил, что отвечал-то Алексей, играя роль пропоносившегося.

— Нарр! — крикнул в ответ напарник, даже не глянув в сторону леса, но продолжал говорить по-немецки, из чего Виктору стало ясно, что солдат невысокого роста объелся русских арбузов, что из-за своей жадности и ненасытной утробы готов был скатать всю бахчу, вот, мол, теперь и свисти задницей в лесу, шуфт, то есть негодяй. И сам, расстегнув ширинку, смочил низ переднего колеса.

Кусты закачались, и немец стал заводить мотоцикл, с силой ударив подошвой сапога по педали стартера. Мотоцикл, словно с испуга, получив такой удар, поперхнулся клубом горького дыма, выплюнув его из выхлопной трубы, затрясся, тарахтя, что Алексею и нужно было. Он стремительно выбежал из леса, в два-три прыжка достиг мотоциклиста, и тот не успел даже поднять головы в каске, как был сбит прикладом карабина с ног. Затем в руке летчика блеснуло лезвие ножа… Алексей махнул Виктору рукой: выходи! Вдвоем они попытались оттащить солдата в лес, прихватив второй автомат.

— Ну и туша! — злился Алексей. — Нагулял жиру на наших харчах, сволочь!

В этот момент где-то за лесом послышался нарастающий гул моторов.

— О, черт! — прислушался Виктор.

— Не черт, а фашисты, — поправил друга по бегству Алексей. — А эти двое, — кивнул он на убитого солдата, — были вроде передового дозора. … Дерем когти, Витя, иначе нас застукают…

— А с ним что? — Виктор старался не смотреть на убитого, он не привык видеть мертвых и кровь.

— Оставим здесь, уж сильно тяжелый гад попался, а мы столько дней без крохи во рту…

— Могут не заметить? — глянул с отвращением на убитого немца Виктор.

— Крепись! — положил руку на его плечо лейтенант. — Тебе столько еще придется видеть подобной дохлятины!.. Мы их не звали сюда… За что боролись, на то и напоролись, так пусть на себя и пеняют… Ты, Витя, — сказал вдруг Алексей, — помогай мне… Оттащим эту тушу в лес.

Когда труп оказался в кустах, летчик приказным тоном заставил Виктора сесть в коляску и держать наготове пулемет.

— Как?! Я же ни разу…

— Не боги горшки обжигают, и ты в пути научишься нажимать гашетку… Жить захочешь — научишься, — повторил летчик на бегу. — Садись!..

Педаль стартера не сразу покорилась ему. нужна была привычка. Наконец мотоцикл глухо заревел, словно обиженный, что поменялись хозяева, вздрогнул и, подпрыгивая на кочках и в колее, помчался вперед. Виктора буквально выбрасывало из коляски, но он намертво ухватился за пулемет. Километра три проскочили очень быстро, к счастью, не встретив никого. Вдруг лейтенант круто свернул к лесу, но, не доехав до опушки, развернулся и по этим же следам повел мотоцикл обратно. Прежде чем пересечь дорогу, остановился и заглушил мотор, прислушался: прежнего гула за лесом слышно не было.

— Вылезай из коляски, — приказал лейтенант Виктору, — перетащим мотоцикл через дорогу своими силами и следы тщательно затопчем, не жалей ботинок… Слышишь, тихо? Здесь место глухое, — Виктор кивнул головой. — А тишина, по-моему, означает одно: убитых они скорее всего уже обнаружили, скоро здесь будут… Помогай! Быстро!..

Перетащив чуть не на руках мотоцикл через дорогу, они покатили его к редкому кустарнику, который рос в противоположной стороне от леса, метрах в двухстах от дороги, наспех постарались затоптать следы шин на примятой траве. В кустах хорошо замаскировались, хотя они были жиденькие, сквозь их гибкие прутики сквозило лежащее за ними поле и полоска неба над горизонтом.

— Это хорошо, — сориентировался Алексей, — не подумают, что кто-то здесь прячется. — Он снял с коляски пулемет и, тоже маскируясь, выбрал удобную для стрельбы позицию. — На всякий случай, если вздумают сунуться…

— Но почему здесь? — недоумевал Виктор.

— Потому что лес напротив, — ответил лейтенант. — Немцам вряд ли придет в голову, что мы прячемся в этих чахлых кустах… Любой здравомыслящий человек побежит скрываться скорее куда? В лес, естественно, ну а мы с тобой чокнутые, не от мира сего, у нас все шиворот-навыворот… В любом случае немцы обязательно станут прочесывать лес… И пусть себе там ищут-свищут, лишь бы с ними собак не было, эти гады могут унюхать наш след… А мы тут полежим, подрожим, может, даже и штанишки намочим — не беда!.. А если сюда пойдут, что ж, брат, ничего не попишешь: я нажму на гашетку, а ты на спусковой крючок автомата… Стрелять из него надо так, смотри…

Лейтенант, как мог, доходчиво показал Виктору, как пользоваться немецким автоматом. Карабины они положили рядом с собой — имущество все-таки свое, личное, добытое честной борьбой с полицаем.

Вскоре гул моторов снова потряс воздух. Некоторое время спустя на дороге действительно появился отряд мотоциклистов и бронетранспортер. По всему чувствовалось, что фашисты гнались за невидимым противником, за теми, кто убил их двух солдат и завладел мотоциклом.

— Хорошо, что место безлюдное, — прошептал Алексей, — была бы рядом, не дай Бог, деревня, всю злость гитлеровцы обрушили бы на ее жителей. — Он легко вздохнул, когда фашисты миновали их, не остановились на той части дороги, с которой они свернули к кустам. — Теперь там полно новых следов, и мы на какое-то время в безопасности, — подмигнул довольный лейтенант Виктору.

У обоих не столько от жары, сколько от сильнейшего напряжения по лицу В три ручья лился перемешанный с пылью грязный пот.

— Примечай, — обернулся назад летчик и посмотрел на совершенно пустое поле, среди которого еле заметно виднелся узкой, темной, изгибающейся полоской проселок. — Ночью, не включая фары, когда поедем вон по той дорожке, нам понадобится кашачье зрение… Идет?

— Идет, — в который раз удивился Виктор находчивости и предусмотрительности Алексея — не зря он лейтенант. «Только такими и должны быть командиры Красной армии», — подумал он.

Немцы еще долго сновали взад и вперед по дороге, обстреливали опушку, но никто из них даже не взглянул на чахлый кустарник: кто станет прятаться в таком ненадежном укрытии, да еще с мотоциклом?! Тем более что на тонких прутиках качались любопытные вороны и не поднимали тревоги, только сорока, пролетая над кустами, звонко о чем-то рассказывала притаившимся, слившимся с травой беглецам. Но сорока есть сорока, она всегда и всюду трещит без умолку. Словом, немцы видели вполне мирный пейзаж, не хранивший никакой тайны. У Алексея и Виктора от неподвижности болели спины, шеи, затекли руки и ноги, мурашки, словно тысячи мелких острых иголочек, покалывали пальцы рук, крепко державшие оружие, но больше всего мучила жажда. Однако они в условиях