Книжная лавка фонарщика - Софи Остин
Не то чтобы ей было все равно, как она выглядит и что думают о ней люди. Для нее это было важно, но ее так долго заставляли чувствовать себя белой вороной, что она бросила все попытки влиться в общество — с тех самых пор, как ее отправили из пансиона обратно домой, дав родителям четкую рекомендацию продолжать ее образование в частном порядке.
И за то, что она не такая, как все, за то, что она не искала ее одобрения, за то, что ей якобы было все равно, леди Вайолет изо всех сил старалась клюнуть ее побольнее каждый раз, когда они с ней пересекались.
Приглашение на бал было, по ощущениям Эвелин, из той же оперы. Только в этот раз леди Вайолет преподнесла этот подарок в обертке доброты, и Эвелин еще не почувствовала укола. Но она не сомневалась: как только Эвелин ступит в пятницу в танцевальный зал, она обязательно его почувствует.
В этом она была уверена.
Глава 8
26 мая 1899 года
Отель «Роял Стейшн»
Отель «Роял Стейшн» был облицован песчаником и выглядел как настоящий дворец. Он был построен, когда железные дороги начали набирать популярность среди путешественников, и прославился, когда в нем остановилась пообедать королева Виктория. Почему королева могла почувствовать здесь себя как дома, Эвелин трудно было не заметить: все — от взметающихся вверх позолоченных перил парадной лестницы до огромной люстры на потолке и расшитого серебряными нитями ковра на полу — сияло роскошью, особенно танцевальный зал.
В нем, казалось, родилось само лето. Под высоким потолком была натянута сетка, а на ней висело целое покрывало полевых цветов, наполняющих воздух пьянящим ароматом фиалок и жимолости. Некоторые двери в сад были открыты, и из них свежим ветром, словно с цветущего моря, волнами приносило всё новые чарующие запахи. Там, где под цветами мерцал свет, их лепестки переливались золотом. Повсюду стояли свечи, и даже они образовывали подобие сияющих букетов, в которых находило себе место еще больше цветов: их лозы причудливыми ручейками струились вниз с пьедесталов и, словно лианы, овивали широкий камин.
Зрелище было столь поразительно, что Эвелин замерла, не решаясь войти. Казалось, что она ступает не в танцевальный зал, а в какой-то совершенно иной мир — мир, для которого она до ужаса неподобающе одета. Она была как сорняк среди роз, была затоптанной ромашкой по сравнению с проплывающими мимо нее женщинами в усыпанных драгоценными камнями платьях. Она уже было решилась развернуться и уйти, когда вдруг услышала голос:
— Позволите проводить вас внутрь, мэм?
Она обернулась и увидела позади себя американца. В этот раз он был одет куда более изысканно, чем в день, когда они познакомились: белый галстук, свежая накрахмаленная рубашка, гладко зачесанные назад волосы, уложенные макассаровым маслом. На фоне остальных мелькавших мимо них мужчин, сливавшихся в черно-белое пятно, его выделял красно-синий платок, торчащий из нагрудного кармана. Заметив, что она обратила на него внимание, он улыбнулся и заговорщическим тоном произнес:
— Я подумал, что лучше не вызывать лишних пересудов и сразу обозначить себя как американца. Полагаю, учеба в Оксфорде и тщательное следование правилам английского языка могут и не сыграть здесь в мою пользу?
— Уж точно не среди людей в этой комнате, мистер Моррис, — сказала Эвелин с несколько натянутой улыбкой. Поток направляющихся в зал гостей нарастал, и они явно мешали им пройти.
— Прошу, зовите меня Натаниэль. Мистер Моррис — это мой отец. — Он выжидающе улыбнулся. — Ну так что, мисс Ситон, можно мне вас сопроводить? Или вы планируете топтаться здесь весь вечер?
Эвелин поморщилась:
— Вообще-то я намеревалась тихонько проскочить мимо распорядителя, чтобы он не объявил мое имя во всеуслышание. Собственно, только поэтому я и приехала так поздно.
Натаниэль нахмурился:
— Вы не хотите, чтобы вас объявили?
— Это частный бал, — ответила Эвелин. — Не понимаю, зачем вообще тут нужен распорядитель.
Натаниэль пожал плечами:
— Леди Вайолет всегда их назначает. Говорит, что хочет знать, кто когда прибыл.
— Поэтому будет гораздо лучше, если я проскользну незамеченной, спрячусь где-нибудь в уголочке и просижу там до окончания вечера.
При этих словах ей представилось скривившееся от негодования лицо матери, словно бы та ее подслушивала. «Все может быть, Эвелин. Кто знает, вдруг на этом балу ты встретишь свою судьбу».
Натаниэль залился громким, раскатистым, но при этом совершенно добрым и теплым смехом.
— А вы с причудами, согласитесь.
— Я об этом наслышана, — равнодушно ответила Эвелин.
— Пойдемте же. — Натаниэль сделал шаг вперед и крепко взял ее под руку. — Если мы войдем вместе, бояться вам нечего.
— Нет, правда. — Она обернулась и сквозь толпу посмотрела на открытые двери, отделявшие их от спокойствия и прохлады летнего вечера. — Я уже все придумала: я просто пройду через сад и зайду в зал по веранде.
— Что за нелепица.
Натаниэль резко потянул ее к двери, все крепче сжимая ей руку, и уже через мгновение пронзительный тенор распорядителя объявил их:
— Мистер Моррис и достопочтенная мисс Ситон!
Хоть на них, вопреки ожиданиям Эвелин, и не обратил внимания весь зал, леди Вайолет обернулась.
— Видите? — сказал Натаниэль, ведя ее в самую гущу гостей. — Ничего ужасного не произошло, так ведь?
Но Эвелин уже его не слушала. Ее взгляд был прикован к леди Вайолет, которая устремилась в их сторону, расталкивая сбившихся в кучки гостей, словно акула, рассекающая косяки мелкой рыбы. Если бы не ее яркое — кроваво-красное — платье, Эвелин, возможно, потеряла бы ее в толпе. Но нет, эти проблески красного сложно было упустить из виду: длинное перо в прическе, высокий воротник-стойка, подол ее юбки. И вот она уже стояла перед ними, крепко обхватив рукой в перчатке бокал шампанского.
— Я думала, вы не придете, — произнесла она, глядя на Эвелин, но при этом наклоняясь в сторону Натаниэля. Ее белая кожа на фоне алого шелка казалась еще бледнее. — Уже потеряла было надежду.
— Я увидел, как мисс Ситон топчется у двери, — ответил Натаниэль, широко ей улыбаясь, — и решил, что нужно ее проводить.
— Ну разумеется. — Леди Вайолет внимательно оглядела Эвелин с ног
