Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Вы актерками, стало быть, будете?

– Актерками, ангел мой, актерками. Какая душка! – И она расхохоталась на весь стол.

– А я ни за что не хочу быть актером! – с презрительной гримаской проговорил Basile.

– Не актером, бретером будешь, всех шпагой насквозь, – заголосил опять Шигарев, – князек-петушок, золотой гребешок… длинь, длинь… – И, схватив два ножа, он принялся подражать сабельному лязгу.

– Я флигель-адъютантом буду! – твердо произнес князек.

Безмолвный до сих пор князь Ларион поднял глаза на племянника:

– А чтоб выбить это из твоей одиннадцатилетней головы, – протяжно проговорил он, – я бы тебя сек по два раза в неделю.

Мальчик весь переменился в лице. Слезы выступили у него на глазах и, обернувшись к студенту:

– Когда я буду большой, – прошептал он со злобою в горле, – я дядю в тюрьму посажу!..

– Nonsense[6]! – отрезал ему на это с другой его стороны сидевший mister Knocks – и потянул к себе кастрюльку с картофелем.

Княгиня Аглая Константиновна сочла нужным вступиться за сына:

– Я не понимаю, за что вы его разбранили, князь Ларион, – молвила она, перегинаясь к нему через стол, – 9-le pauvre enfante сказал только очень понятное в его годы… и похвальное, je trouve, желание… Мне кажется, bien au contraire, – qu’il faut encourager dès le jeune âge les nobles ambitions-9…

Князь Ларион поглядел на нее сверху вниз:

– У вас такие единственные есть словечки, княгиня, – проронил он, насмешливо склоняя голову, – что остается только ахнуть и смолкнуть…

Аглая Константиновна растерянно заморгала глазами – она ничего не поняла!..

– Il est unique, Larion, n’est се pas10? – попробовала она поискать сочувствия у соседа своего Зяблина.

Зяблин взглянул на нее, опустил глаза, потом опять взглянул – уже нежно – и испустил глубокий вздох… Он тоже ничего не понял.

Княжна до сей минуты еще ни одним словом не обменялась с Гундуровым. Вдруг она обернулась к нему… Лицо ее было бледно, веки покраснели…

– Если бы папа был жив, этого бы не было! – проговорила она и снова отвернулась.

Чего этого, спрашивал себя Гундуров, хотела она сказать? Этого ли суетного направления воспитания ее брата или этих оскорбительных для ее матери слов? И того и другого, вероятно… Он уже настолько угадывал ее, что, в его понятиях, она могла, должна была страдать и от того и от другого. Но чем и как помочь ей? Что мог сделать для этого он, Гундуров?.. А между тем он уже ясно чувствовал, он готов был на все… чтобы только никогда не дрожали слезы на этих глазах.

– Qu’est-ce que vous allez donc jouer à vôtre théâtre11? – обратилась через стол к княжне старушка m-me Crébillon, которая изо всего предшествовавшего поняла только то, что речь идет о театрах и актерах.

– Hamlet, madame12, – получила она в ответ.

– Ah bien! la tragédie de Ducis13! – закивала она, предовольная, седою головой.

– Ноô, hoô! De Dioucis… Hamlet de Dioucis14! – заходил вдруг весь от смеха мирно до сих пор поедавший картофель mister Knocks.

– 15-Eh bien, qu’a t-il donc à rire comme cela, l’Anglais? – закипятилась обиженная француженка. – Je dois, pardié, bien le savoir, moi, puisque feu monsieur Crébillon, mon mari, était un descendant direct de Crébillon, le fameux auteur de Rhadamante, dont Ducis était le disciple, et que j’ai moi-même vu jouer la pièce à Paris en dix, huit cent dix, – l’omelette, comme disaient les rieurs du temps-15…

– Hamlet de Dioucis, hoô, hoô… de Dioucis!! – продолжал надрываться mister Knocks.

– 16-Il y a deux tragédies, – почел нужным объяснить своей соседке господин Маус, – и с достоинством поглядел на нее с высоты своих воротничков, – une française, et une anglaise-16.

– 17-Ah, bien! on l’aura traduite en anglais alors! – успокоилась старушка, – mais il n’est pas poli toujours, le jaune boule (т. e. John Bull)-17, – проворчала она, поглядывая искоса на все еще покатывавшегося англичанина.

– Maman, – сказала, подымаясь со своего стула, княжна, – сегодня воскресенье…

– Ах, да-а! – протянула княгиня. – Надо в церковь!.. Vittorio, les voitures18! – помолчав с минуту, скомандовала она, словно на погребение.

– Я уже дал приказ, – отвечал с поклоном распорядительный итальянец.

Она одобрительно и грустно кивнула ему, обернулась к Зяблину и вздохнула:

– Как это неприятно, когда нет домовой церкви!.. – Зяблин приподнял свое разбойничье лицо, поглядел на нее нежно и тоже вздохнул.

– А ехать надо! – томно проговорила княгиня и поднялась с места.

Послышался шум отодвигавшихся стульев… Гости подходили с поклоном к хозяйке… Княжна и Ольга Елпидифоровна пошли надевать шляпки… Проходя мимо князя Лариона, Лина приостановилась на миг:

– Дядя, а я вас так просила! – тихо промолвила она, не подымая глаз.

Он понял – и смутился:

– Ты сердишься на меня, Hélène! – его голос дрогнул. – Ну, виноват, руби голову! – добавил он каким-то неверно-шутливым тоном.

Она прошла, не отвечая.

Гундуров тем временем прощался с княгинею.

Она с чрезвычайной любезностью благодарила его за посещение и изъявила желание увидеть его опять как можно скорее.

– Кланяйтесь, je vous prie19, очень, очень вашей тетушке, – говорила она, – я весьма благодарна князь-Лариону за знакомство с нею. C’est une personne si comme il faut20… Она еще не была у меня, – слегка подчеркнула Аглая Константиновна, – но я надеюсь, что вы нам ее привезете, n’est се pas21? и что вы примете также участие в нашем театре? Ho, – перебила она себя вдруг, – мы едем в церковь, и об этом не следует говорить! Il ne faut pas mêler le profane au sacré, a dit, je crois, Boileau22…

И, дав таким образом молодому человеку достаточное понятие о своей образованности, она величаво наклонила голову в знак того, что аудиенция его кончена.

Гундуров вышел на крыльцо с Ашаниным и Вальковским.

VII

Who ever lov’d who lov’d not at first sight1!

Shakspeare.

– Я бы проводил, Сережа, тебя до деревни, – сказал ему первый, – да у вас, чай, с Софьей Ивановной много есть кое-чего своего перетолковать на первых-то порах, так чтоб не помешать вам?..

– Д-да, пожалуй, – отвечал Гундуров, – да и тебе-то отсюда не хочется?

Он засмеялся.

– Ну вот! – отнекивался тот.

– А удалая эта девица, брюнетка, как ее звать-то?

– Акулина – не Акулина, а Ольга, и к тому же Елпидифоровна… Да, брат, – Ашанин повел губами, – эта особа далеко пойдет!..

– Пролаз-девка, коротко сказать! – отрезал Вальковский.

– А ты хаять-то ее погоди, чучело китайское! – крикнул на