Люди без внутреннего сияния - Йенте Постюма
— Это очень старый фонтан, — сказал он и спросил, сколько мне лет.
— Мне восемь, — сказала я. — Я тоже старая.
У него в саду был мраморный фонтан с толстым улыбающимся Буддой. Из сложенных ладоней Будды в похожий на раковину бассейн лилась струйка воды. Мужчина рассказал, что этот фонтан раньше стоял во дворце в Индии. Принцы и принцессы сидели у него на краю и опускали в воду руки. Я тоже присела на мраморный край и стала смотреть, как мой пес опустил в воду язык и начал лакать.
— Не надо, — сказал мужчина и отодвинул собаку ногой. — Знаешь, что приносит счастье? — спросил он у меня. — Нужно погладить Будду по животу.
Я наклонилась и пару раз провела рукой по блестящему животу. Мужчина тоже нагнулся и погладил меня по голове и по спине, отчего мне стало немного неприятно. Может, у него нет своих детей, подумала я и подождала, пока он перестанет.
Когда мой пес снова полез лакать из фонтана, мужчина сказал, что мне сейчас лучше пойти домой, а потом вернуться к нему без собаки. Дома мой папа с огромными мокрыми пятнами под мышками говорил с кем-то по телефону. Он увидел меня и очень крепко прижал к себе.
В тот вечер мои родители ходили к кому-то на вечеринку, а мы с няней заплетали друг другу волосы. У нее были густые каштановые волосы, которые мне все время хотелось потрогать, такие они были гладкие. Губы у нее были красные и очень красивые, а на щеках — блестки из тюбика. Она разрешила мне тоже немножко накраситься. Когда она красила мне губы, мне стало немного неловко. Если я волновалась или оказывалась с другими людьми в ситуации, когда невозможно просто взять и уйти, я оглушительно пукала. Стоило мне это осознать, все тут же случалось.
— Как такой маленький ребенок может настолько чудовищно вонять? — часто спрашивала моя мать.
Но этого никто не знал. Иногда мне удавалось сдержаться, если я успевала сжать ягодицы. Но в этот раз не получилось. Я в ужасе быстро опустила голову, из-за чего няня промахнулась и пошла за бумажным полотенцем, чтобы стереть красную полосу с моего лба. Я зажимала ей нос, пока она меня вытирала.
Позднее тем же вечером я проснулась оттого, что хлопнула входная дверь. А потом моя мама что-то громко сказала. «Там что-то есть», — повторяла она.
Когда я спустилась, мой папа пытался отобрать у мамы большой кухонный нож. Рядом виляла хвостом собака, а няня смотрела на них, опустив плечи.
— Что случилось? — спросила я.
— У меня что-то в голове, — сказала моя мама. — Нужно достать его оттуда. — Она решительно кивнула: — Может, штопором получится.
Папа загородил от нее ящик со столовыми приборами.
— Папа, что с ней такое? — испуганно спросила я.
Он наверняка знал.
— Я не знаю, — сказал он и принялся осторожно подталкивать маму к лестнице, в спальню, где она плюхнулась на кровать и осталась неподвижно лежать.
— Поговори же с ней, папа, — сказала я, потому что знала — таким образом он лечит людей. Причем настоящих психов, таких, которые втыкали себе в шею картофелечистку и убегали или дергали себя за письку, когда видели маленьких девочек. Об этом папа иногда рассказывал за ужином. Но сейчас мне показалось, что папа не может сосредоточиться и спокойно подумать.
— Останься с ней, — велел он няне. — Я позвоню доктору. — И быстро побежал вниз.
Значит, мне придется это сделать, решила я, потому что няня сидела как мешок в кресле. Я встала на колени у маминой кровати.
— Можешь рассказать мне, как ты себя чувствуешь? — спросила я.
— Да, — ответила она. — У тебя звездочки на щеках. — И нарисовала пальцем кружок у меня на щеке.
— Это блестки, — объяснила я, но она уже не слушала.
Она удивленно рассматривала свои руки, держа их перед лицом.
— Это не мои руки, — сказала она. — Это же руки моей тети Иды. Откуда у меня взялись старые руки? — Она резко выставила руки вперед, чуть не стукнув меня по лицу.
«Надо с ней разговаривать», — подумала я. На улице начался дождик.
— О, мой бог, — сказала моя мама. — Тетя Ида ведь умирает, вот почему у меня теперь ее руки. Я точно это знаю. Сходи за своим отцом.
По настоянию мамы папе пришлось звонить тете Иде и спрашивать, как у нее дела. Но если не считать легкого варикоза и тазобедренного сустава, который начинал ныть при влажной погоде, она чувствовала себя отлично и вовсе не планировала умирать.
— Значит, это мои руки, — заключила мама, когда папа закончил разговор.
Она выпуталась из платья и забралась под простыню.
— Милые мои, — сказала она. — Я умираю. — И по ее щекам покатились черные от туши слезы.
Я тоже расплакалась.
— Ох, моя дорогая, — произнесла моя мама. — Я бы так хотела увидеть, какой ты вырастешь.
Я стала тереть глаза, пока их не защипало. Сквозь пелену из слез и блесток я видела маму в подушках.
— Не умирай! — закричала я и бросилась на кровать.
Няня уселась в ногах и стала гладить меня по спине. У меня в голове на минуту возник мужик с фонтаном и Будда, который не принес мне ни капли счастья.
Тем временем мама сложила на животе руки и уставилась в потолок.
— Нам лучше попрощаться сейчас, — снова сказала она. Ее голос уже сильно ослаб.
Когда мой отец вернулся с доктором, я лежала вся в слезах и соплях, уткнувшись в мамины колени. За моей спиной тихонько всхлипывала няня. Блестки теперь были везде, даже на маминых черных щеках и декольте.
— Как у нас тут дела? — бодро спросил доктор, нагнулся и внимательно посмотрел на мою маму. — Что вы употребляли, мадам?
— Ничего, — ответила моя мама, — только чуточку хереса.
А еще она ела торт и печеночный паштет. Торт был темно-коричневый, и когда доктор стал о нем расспрашивать, она вспомнила, что вкус у него на самом деле был не очень шоколадный.
— И не черничный, — добавила моя мама, которая хорошо разбиралась в тортах.
— У вас отходняк, — сказал доктор. Последнее слово он произнес очень тихо, но очень разборчиво. — Вам нужно пить побольше воды и как следует выспаться.
— А потом? — спросила я взволнованно.
— А потом больше никогда не есть коричневых тортов, — сказал он. И засмеялся над собственной шуткой.
Мой отец и няня засмеялись вместе с ним. Я сжала ягодицы.
Маленькая голова
Мой лучший друг Томас заставил меня сунуть голову в гильотину. После