Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая
Я сбивчиво объяснила, что скорее всего опоздала с удочерением.
– Мы это сейчас выясним. – Начальник здравотдела снял трубку и набрал номер. – Николай Александрович? Головко говорит. У меня к вам вопрос. Относительно вашей подопечной, Снежаны… – Он бросил на меня вопросительный взгляд.
– Коваленко, – поспешно подсказала я.
– Снежаны Коваленко. Ее уже перевели в детский дом? Что? Еще нет? А когда? В понедельник, так-так.
Я ощутила, как к щекам приливает кровь, как она стучит в висках, и испугалась, что от переизбытка эмоций потеряю сознание.
– Ну что вы, Николай Александрович, я ведь не про это, – тем временем говорил Головко. – Наоборот, хорошо, что случилась нестыковка с документами. Тут усыновитель на вашу Коваленко… Точнее, удочерительница. – Он посмотрел на меня и улыбнулся. – Да, она самая… Как это – нет жилплощади? Теперь есть. Да, вот так – не было, а теперь есть. Так вы перевод попридержите недельки две, если что, ссылайтесь на меня. Зоя Евгеньевна только первого мая заселяется. А потом сразу к вам, за девочкой.
Он положил трубку и, посмеиваясь, покачал головой:
– Видно, звезды вам благоволят, товарищ Завьялова. Не успели вашу Снежану в детский дом отправить. Ну, да если б даже и отправили, невелика беда. Забрали бы и оттуда.
– Спасибо. Спасибо вам, Николай Харитонович!
– Вы уже благодарили, не начинайте снова. Ну идите, Зоя Евгеньевна. У меня дел полно. И ордер не забудьте, что вы его на столе-то оставили?
Я схватила заветный документ, еще раз поблагодарила и вышла, ощущая вибрирующую радость, от которой перехватывало дыхание и звенела внутри тонкая натянутая струна. Мне хотелось делиться своей радостью с каждым, кого я встречала по пути: в коридоре, на лестнице, в вестибюле, и потом – на улице, на остановке, в автобусе…
Я не помнила, как добралась от автостанции до стационара. Должно быть, я шла очень быстро, потому что запыхалась и взмокла в своем теплом пальто. Взбежала на третий этаж, без стука ворвалась в кабинет Фаины Кузьминичны и, плача от счастья, показала ей ордер, рассказала о том, что Снежана по-прежнему в интернате и вопрос с удочерением решен.
Главврач обняла меня, поцеловала и поздравила. Ее голос дрожал от сдерживаемых слез, дрожала и улыбка, а глаза лучились радостью и облегчением.
– Вы это заслужили, Зоя Евгеньевна! – с чувством сказала она. – Ваши добрые дела, ваша самоотдача, ваша деятельность во благо медицины сотворили чудо. Я очень, очень за вас рада! Раз уж вы сегодня не уехали с бригадой, можете быть свободны. Идите к девочке, вы две недели не виделись, идите и обрадуйте ее.
И я побежала в интернат. Показала Николаю Александровичу ордер, хотя у него не было оснований не верить начальнику здравотдела. Повидалась со Снежаной, заверила ее, что теперь уже скоро, как только наш новый дом будет готов нас принять, заберу ее к себе. Потом, не чувствуя усталости, побежала в опеку.
Лишь когда на улице стало темнеть, я почувствовала, что очень устала. Осознала, что с самого утра ничего не ела, что уже несколько часов не хожу, а бегаю, что завтра мне снова ехать с агитбригадой и если я немедленно не остановлюсь, то заработаю упадок сил и, чего доброго, заболею. Мне требовались горячий чай и ужин, который еще нужно было приготовить.
Но когда я вошла в общежитие, то поняла, что просто не могу прямо сейчас не поделиться новостью с Ниной. Она сегодня работала в первую смену, поэтому должна была быть дома. Расскажу ей, а потом займусь ужином, решила я и, перескакивая через две ступеньки, побежала на второй этаж. Ворвавшись в Нинину комнату, я с порога крикнула:
– Нина, мне комнату дали!
Нина стояла возле шкафа и перебирала платья, развешанные на плечиках. От неожиданности она едва не подскочила и сердито воскликнула:
– Ты так до инфаркта меня доведешь! Чего кричишь, как потерпевшая?
– Мне комнату дали!
– Ну так и мне дали. Подумаешь, событие! – фыркнула Нина.
– Серьезно? – Я скинула пальто, подбежала к ней, обняла и закружила по комнате. – Ты когда ордер получила? Сегодня?
– Сегодня. – Нина рассмеялась. – А ты?
– Тоже. Поверить не могу! Я ведь даже на очереди не стояла. Теперь я смогу удочерить Снежану, понимаешь?
– Да, здорово, – согласилась Нина. – А тебе в каком доме дали? Может, мы в одной квартире будем жить, в соседних комнатах?
Мы изучили наши ордера. Дом действительно был один и тот же, только квартиры разные: моя – за номером 27, а Нинина – за номером 18.
– В соседних подъездах. Ну, все равно рядом. Будем друг к другу в гости ходить.
– Слушай, а как же вы с Робертом-то? – спохватилась я. – Ему ведь комнату в семейном дают.
– Значит, он от нее откажется. И пропишется в моей, дом-то новый, там условия лучше.
– У вас двойной праздник получится: двадцать девятого свадьба, а первого мая – новоселье.
– Ох и погуляем, подруга! – воскликнула Нина. – Ты платье заказала? Мы ведь фотографа приглашаем из Богучан. Будет делать… как это называется… Художественные фотоснимки, вот.
– Заказала, не волнуйся. В воскресенье примерка.
– А кстати, почему ты не уехала с агитбригадой?
– Дел много, надо было всё успеть. Здравотдел, интернат, опека… Я еще даже не обедала.
– А я еще не ужинала! Давай вместе приготовим?
– Давай.
– Я цыпленка достала. Можно поджарить с чесноком.
– Тогда за мной гарнир.
– Как обычно, – добродушно рассмеялась Нина.
Я на минутку зашла к себе, чтобы переодеться и захватить пачку риса, и мы отправились на кухню готовить ужин. Уровень эндорфина в моей крови по-прежнему зашкаливал. Мне казалось, я могу свернуть горы. Я совершенно по-глупому улыбалась. Хотелось петь, но меня сдерживало отсутствие голоса и присутствие соседок. Когда я чуть не ошпарилась, откидывая рис, Нина решительно отодвинула меня от плиты и велела идти ждать в столовой:
– Не хватало еще тащить тебя в нашу травму!
После ужина мы вернулись в Нинину комнату и выпили по бокалу красного вина, которое подарила ей пациентка. Вино оказалось неплохим – настолько, что мы налили по второму бокалу и не заметили, как выпили всю бутылку.
– Нинка, по-моему, я опьянела… – пробормотала я, пытаясь сфокусировать взгляд на растопыренных пальцах вытянутой руки.
Пальцы двоились и расплывались.
– Ерунда! Чтобы опьянеть, нам надо вы… ой… выпить… две таких бутылки.
– Мне вставать в восемь утра. И ехать на ликбез.
– Ну и поедешь. Еще даже десяти нет. Время детское!
В дверь постучали.
– Вой… войдите! – крикнула Нина.
Увидев Вахидова, я вспыхнула и отвернулась, словно он застал меня