Наследие - Мигель Бонфуа

Лазар обнаружил, что тесто также требуется фармацевтам, чтобы обволакивать капсулы, и производителям нуги, чтобы их изделия становились более податливыми для формовки. В течение нескольких недель он приобрел дополнительные прессы и увлажнители. Поначалу машины стояли в большом зале, где для них было выделено достаточно большое пространство, но вскоре Лазар соединил цех с заброшенным сараем с помощью длинной и узкой двухэтажной пристройки: первый этаж предназначался для станков, а второй для его кабинета. Из окна открывался вид на часть Сантьяго, и Лазару нравилось работать в этом светлом помещении, которое он называл своей часовней. Окруженный готовыми гостиями и мукой, он искал здесь тишины, спокойствия и уединения, которых не находил в доме, наводненном авиационными картами и коробками с кормом и пропитанном затхлым запахом птичьего помета. В стороне от домашних забот, целиком сосредоточившись на составлении счетов, заполнении учетных журналов и встречах с клиентами, Лазар вел жизнь монаха-труженика.

Однажды ночью он внезапно проснулся в своем кабинете, услышав странные шаги в машинном зале. Догадавшись, что кто-то пробрался в цех, он в беспокойстве стал искать, чем вооружиться, но под руку попалось только стоявшее на столе распятие святого Бенедикта. Осторожно открыв дверь, Лазар одним щелчком зажег весь свет и обнаружил посередине помещения юного исхудавшего воришку с жирными волосами и в лохмотьях, который пробрался на фабрику, чтобы поесть. Лазар с площадки погрозил ему распятием и крикнул:

— Не шевелись, а то я тебя распну!

Он сбежал по ступеням и, погнавшись за вором, опрокинул на пол поднос с мукой. Юноша рванулся с места, и Лазар набросился на него. По воле случая двое полицейских услышали с улицы шум. Вбежав, они увидели, как хозяин фабрики прижимает злоумышленника к полу, потрясая распятием около его виска, и схватили молодого человека с намерением надеть на него наручники. Возбужденный схваткой Лазар крикнул, что подаст иск и будет свидетельствовать в суде, но полицейские только ухмыльнулись:

— В суде? Никто не станет его судить. Мы расквитаемся с ним на пустыре.

Лазар заметил, какой страх отразился в глазах вора, и в душе у него что-то екнуло. Он получше рассмотрел безбородого заморыша с ожесточившимся смуглым лицом подростка, которое он наверняка унаследовал от отдаленного предка, работавшего на добыче селитры.

— Как тебя зовут? — спросил Лазар парня.

Тот опустил голову.

— Эктор Бракамонте.

Лазар еще внимательнее вгляделся в его лицо и догадался, что это сын Фернандито Бракамонте, старого водовоза из их квартала, наполнявшего ванну Лонсонье в течение более двадцати лет. Он узнал руки золотаря — большие, как лопаты, ладони; грубые черные пальцы. Лазара охватил стыд, и сиротливый и окаянный образ Хельмута Дрихмана, стоящего около колодца, снова лег ему на сердце. Лазар попросил полицейских снять с парня наручники.

— Я не буду подавать иск. Сами разберемся.

Когда представители власти вышли из цеха, Лазар повернулся к Эктору и вложил ему в руки распятие святого Бенедикта.

— В том ящике есть молоток, — ткнул он пальцем в один из шкафов. — Приколоти для меня это распятие к стене.

Юноша боязливо приблизился к шкафу, вынул из ящика молоток и два гвоздя, лежавших в стакане, и подошел к стене.

— Нет, вон туда, — сказал Лазар.

Он указал на лестницу. Эктор опасливо поднялся по ступеням и, когда достиг последней, принялся робкими ударами приколачивать крест. Лазар стоял у выхода и, нахмурившись, молча наблюдал за ним. Когда распятие было прикреплено к стене, он открыл дверь на улицу.

— Кто не работает, тот не ест.

Он рассовал по карманам незадачливого воришки десять хлебцев и закрыл за ним дверь. На следующий же день Лазар отправился в магазин Эрнеста Брюна, чтобы купить пистолет. Ему продали револьвер модели 1892 года черного цвета со слегка осветленным по краям воронением. В тот же вечер он припрятал два мешочка с пулями на фабрике, в стоявшей высоко на стеллаже красной коробке, которую никто не открывал много лет, — там хранились старые бумаги и письма с соболезнованиями. Засунув ее под ящики с барахлом, он подумал, что неблагоразумно хранить в одном месте пистолет и патроны, и решил переложить револьвер во внутренний карман висевшей на крючке старой куртки.

Через десять дней в половине восьмого утра, открывая дверь цеха, он увидел присевшего у крыльца юношу, закутанного в пончо. Эктор Бракамонте, с лицом воина, с узелком в руках, встал и, подскочив к Лазару, с достоинством произнес:

— Кто не ест, тот не работает.

И Лазар взял его в ученики. Довольно быстро он обнаружил, что молодой человек отличается энергичностью и преданностью и обладает сдержанным темпераментом и честным характером. Эктор расхаживал по цеху с метлой в руках и с видом индейского вождя, вылепленного из прочной животной глины, как будто вышел из самого нутра этой фабрики. Несмотря на его сухие и колючие глаза, во взгляде не наблюдалось и тени озлобленности. Брови у парня были лохматые, как кусты каперсов, волосы очень черные и прямые, а улыбка, благодаря пухлым губам, широкая, как растянутая гармоника. Фабрика стала для него первым и последним местом работы, и он в конце концов полюбил ее, как собственную, но лишь многими годами позже, в безрадостную пору после государственного переворота, смог по-настоящему отблагодарить Лазара за то, что тот спас ему жизнь.

В жизни Лазара начался длинный период процветания. Он стал носить костюм в полоску с цветком валерианы в петлице, шейный платок, вышитый стрельчатыми листьями, и, поскольку теперь почти не выходил из дома, персидские домашние туфли. Он отрастил импозантные усики, жестким ковриком прикрывавшие верхнюю губу. По мнению Лазара Лонсонье, не было человека, с большим правом представлявшего его родину, более важного для ее престижа, более пригодного, чтобы вернуть стране былое величие, чем он, продолжавший поддерживать славу земли, находящейся в двух тысячах километров отсюда. И потому он почти не вставал из-за рабочего стола. Он пристрастился есть прямо в кабинете, к которому вела лестница, украшенная распятием святого Бенедикта, положив ноги на выдвинутый ящик и совершая бесконечные расчеты, чтобы оценить выгоду от своих вложений, проводил ночи в четырех стенах, как в монастырской келье, в окружении башен из накладных и других бумаг. В качестве символа своего возрождения Лазар вставил в патронную гильзу, найденную в лавке старьевщика, изящный букет мака. Чтобы не подниматься, когда стучат в дверь, он даже изобрел хитроумный механизм из проволоки, с помощью которого мог отпереть задвижку на расстоянии. Клиентура расширялась, количество смет увеличивалось, расчеты возрастали,