Наследие - Мигель Бонфуа
По воскресеньям Тереза прогуливалась с дочерью в парке на холме Серро-Санта-Лусия. По мере того как Марго росла, все замечали, что она сторонится других детей. Она не бегала по саду в расстегнутом комбинезончике, не пила сока сахарного тростника мапочо, не пряталась в колючем кустарнике и в зарослях дикой травы. По характеру девочка была ничем не примечательной — флегматичная, ко всему безучастная, словно бы огороженная невидимой крепостной стеной, она не проявляла интереса ни к чему, не выказывала ни капли любопытства. Всегда в глухом платье с голубым кружевным воротником, бледная и замкнутая, она не обнаруживала ни малейшей склонности к детским играм. В этом возрасте, располагающем к мечтаниям, не имея друзей, она могла провести целый день, не сказав ни слова. Ничто не предвещало, что эта молчунья вырастет женщиной с бойцовским характером, сумасбродными устремлениями и оглушительными победами, которые будут восхищать толпу.
Как потомок Лонсонье, Марго унаследовала кровь уроженцев Юры, осеннюю печаль в глазах, горделивый вид и воплощала надменную немоту жителей глубинки. От Ламартов ей досталось средиземноморское умение заставать врасплох непредсказуемым и мимолетным бунтом. Это сочетание способствовало тому, что в редкие минуты ее внезапно охватывала скоропостижная веселость, тайное удовольствие, радость жизни, но они тотчас же улетучивались, как бесплодные попытки. Ее мать, возможно, единственная понимала отстраненную мечтательность дочери, которую ошибочно принимали за холодность характера. Тереза даже вызвала Аукана, завоевавшего доверие семьи с тех пор, как он пытался исцелить Лазара. Колдун прискакал с невероятно легкомысленным видом, юный и свежий, как никогда, надушенный и ребячливый, поэтому Лазар заметил ему, что время, кажется, не коснулось чародея.
— Я не чародей, — возразил Аукан. — я психолог.
Он произнес это слово по-французски, и потому оно прозвучало излишне артистично. Знахарь носил поверх вигоневой шкуры накидку из овечьей шерсти, которая спадала по плечам. Из багажа у него была маленькая перекидная сума из кожи, наполненная костями динозавров. Колдун объяснил, что это останки травоядных животных весом пятнадцать тонн и высотой двенадцать метров, живших семьдесят миллионов лет назад, недавно обнаруженные им во время раскопок на юге Патагонии.
— Эти кости стоят дороже, чем алмазы, — надменно добавил Аукан.
Пока он не нашел, где кости можно продать, но, пребывая в уверенности, будто скупщики археологических находок их разыскивают, рассудил, что дом на улице Санто-Доминго — надежное место, чтобы спрятать этот раритет. Именно так доисторические ископаемые оказались на полке кухонного шкафа в банке из-под печенья, и через сорок лет одна молодая медсестра перепутала их с куриными лапами.
Успокоившийся Аукан повернулся лицом к маленькой Марго, которая, сидя в ротанговом кресле, сосала большой палец и смотрела на колдуна большими пустыми глазами. Тереза спросила у знахаря, есть ли у него дети, и тот ответил:
— У меня их сотня.
Кроме костей динозавров, он привез в мешке сокровище, которое сохранил специально для нее. В лучах искаженного света под стук браслетов Аукан произнес речь, которую, казалось, выучил наизусть. Он рассказал о путешествии к заснеженным вершинам, переходе через пампасы, загадочных дорогах и зимнем лесе, где жили мапуче, употребляющие в пищу ибадоу. Когда индейцы жуют ибадоу, объяснил колдун, они приподнимаются на четыре метра над землей.
— Чтобы разоблачить их хитрость, я провел палкой под их ступнями и над головами, но обнаружил, что они практикуют левитацию.
Марго заерзала в кресле.
— Левитацию? — переспросила она, растерянно глядя на мать.
— Выдумки machis[22], — объяснила Тереза, небрежно махнув рукой.
Тогда Аукан вынул из сумы маленький белый клубень, крепкий и сухой, как корневище папоротника, и потер его в руках.
— Ибадоу — не выдумка.
Он сложил ладони вместе, сунул между ними нос и сделал глубокий вдох. Глаза его закатились, щеки побледнели.
— Одолжите мне ваше кольцо, — попросил он Терезу.
Аукан взял протянутый перстень. Нахмурив брови в глубокой сосредоточенности, он призвал на помощь небесные силы, разнял ладони, и кольцо осталось висеть между ними в воздухе. Крутя вокруг пальцами, чтобы доказать отсутствие уловок, знахарь заставил его осторожно повращаться и попрыгать вверх-вниз. Через несколько секунд Аукан сжал кулаки. Тяжело выдохнув, словно после невероятного усилия, он вернул кольцо Терезе и погрузился в мудрое и почтительное молчание, видимо, чтобы после него правда прозвучала весомее:
— Левитация — это дело будущего.
Марго вытаращила глаза с нехарактерным для нее изумлением. И тогда в присутствии воодушевленных этим восхищенным взглядом родителей Аукан принялся перечислять случаи левитации индейских вождей, касиков, а также шаманов и медиумов, о которых рассказывалось в старых хрониках насимьенто, не ведая, что поселяет в душе Марго страсть, которая впоследствии перерастет в одержимость.
Он упомянул своего брата Уенумана, который во время ритуала завис в воздухе на три дня, и пришлось опускать его при помощи веревки, пока он не упал от голодного обморока. Поведал о вожде племени Рутре Раене, которого один миссионер застал поднявшимся на локоть над землей и который был увековечен на витраже в одной европейской церкви. Не забыл и о происшествии с двумя охотниками, которые, приняв ибадоу, улетели так высоко, что их потеряли из виду и нашли только через несколько часов, — до смерти перепуганные и онемевшие, они сидели на вершине дуба. По словам колдуна, существовали также случаи полулевитации, оптические иллюзии, сомнамбулы, которые имитировали экстаз, искусные фальсификаторы, предававшиеся двухдневному магнетизму, но самой впечатляющей была история о человеке, который, пребывая в глубоком трансе во время религиозного шествия в честь святого Франциска Ассизского, вознесся над толпой, без труда оторвавшись от земли в сандалиях и монашеской рясе, и свечой взмыл прямо к небу. Это был брат Джузеппе из Копертино, воспаривший на глазах у сотни зачарованных зрителей без видимой помощи какой-либо физической силы, исключительно по воле Божественного провидения.
— Он первый авиатор, — заключил Аукан.
Марго задрожала. С губ ее сорвался вопрос, который она и не думала сдерживать.
— Первый кто? — с поспешностью юности выпалила девочка, и слова эти стали неким пророчеством.
Начиная с этого дня ее жизнь сделалась прологом к осуществлению призвания. Много лет спустя Аукан признается, что левитация кольца была всего лишь старым фокусом — для него требовались только незаметная нитка, по шарику воска на двух ногтях и хороший сценарий. Знахарь считал, что с помощью этого представления продемонстрировал девочке искусство иллюзии. И сделал ее летчицей.
После этой судьбоносной встречи лицо Марго приобрело странное сочетание сосредоточенности и
