Плач умирающих звёзд - Стейс Крамер

его на создание ужасающего плана по заполучению наследства Монтемайор, «одурением». Вот только оно было отнюдь не «кратковременным». Одурение это захватило его надолго, вытрясло из него Человека, обезобразило все, что зовется Душой. И пусть наружно он был вежлив, угодлив и любезен, но внутри… Господи, что же происходило у него внутри!

Он бы хотел и Элеттру отправить вслед за графиней, так как та теперь является законной претенденткой на часть наследства и, следовательно, помехой для Мити, но это уж было бы чересчур подозрительно. Наличие двух трупов – точно тянет на серьезное, дотошное расследование, а смерть одной старушки легко объяснима единовременным ударом всех ее патологических возрастных недугов. «Ладно, потом и с блондиночкой разберусь. Надо только время выждать. Всё будет моим. Моим!»

…Болеслава Гордеевна улыбалась, доверчиво принимая ложку отравленного яства. Митя наблюдал за ней, сдерживая ликующий крик внутри себя. Вот почему этот ужин Митя назвал особенным. Он нарочно приготовил всем сеты, чтобы лишь в порциях графини оказался яд. Ему ведь и себя нужно было уберечь и, к сожалению, Искру с ее подружкой-англичанкой.

Только взглянув в глаза падчерицы, уже лежа на полу, умирая, Митя понял, что Искра разгадала его замысел и перехитрила его, подменив тарелки в последний момент, когда он пошел звать к столу графиню и Элеттру.

Зазвонил телефон Искры.

– Алло, Искра? Искра, это Павла…

– Привет, мама.

– А что с твоим голосом? Что-то стряслось?

– Да, мама. Ты сядь. Это надо слушать сидя. – Искра вышла из столовой. – Митя только что умер.

– Митя? – Павла сначала даже не поняла, о ком речь, потому что думала только о матери, только за нее боялась. – А мама? Бабушка как?! Она в порядке?

– Да. Теперь с ней точно все будет в порядке.

Павла снова заплакала, но теперь уже не от горя. Муж умер, да, все сложилось для него жутко трагично. Но известие о смерти Мити она восприняла так легко, даже равнодушно, как восприняла бы гибель комара какого-нибудь. Ей хотелось прямо сейчас дотянуться до Искры, прижать к себе с пылкой, оживотворенной нежностью вместо «спасибо», вместо «люблю». МАМА ЖИВА! Все остальное – неважно! Только потом надо как-то постараться объяснить произошедшее несчастной, оставшейся без отца, Тоше…

– Как ты это сделала, Искра?..

* * *

Болеслава Гордеевна сидела на скамейке в саду, где веками зрели яблони, прислушивалась к звукам его ночной жизни и тихо плакала. Верная Найда была рядом с ней, поскуливала, а немного погодя и Элеттра присоединилась.

– Вот ваше успокоительное, – сказала Элеттра, протянув таблетки и стакан воды.

– Спасибо, Голубушка. Ты еще не подходила к Искре? Как она?

– На редкость невозмутима.

Графиня хотела отправиться к внучке, но вскоре в этом уже не было нужды. Искра пришла сама.

– Бабушка, возьми телефон и поговори. – Искра вложила в руку Болеславы Гордеевны свой телефон.

Элеттра потом подошла к Искре, притянула ее в свои объятия. Хоть как-то она хотела утешить подругу. «Ведь она чувствовала, что что-то случится! По всей вероятности, у таких, как она, развито какое-то уникальное чутье, как у зверей на непогоду. Только бедняжка думала, что смерть придет за бабушкой. Это самое логичное. А тут… отчим». Элеттра еще крепче прильнула к Искре, а та, в свою очередь, с большой надеждой смотрела на бабушку.

– Алло..? – робко сказала миссис Монтемайор. Сердце ее билось редко и больно. Оно уже понимало, кто сейчас ответит.

– Это я.

– Павла! Ох, у нас тут такое несчастье!..

– Знаю, мама.

– Я сперва подумала, что он подавился. Но потом врачи скорой сказали, что у него все признаки обострившейся сердечной недостаточности. Видимо, долгий перелет так сказался или… Ох, Павла, я соболезную тебе. Я почему-то себя считаю виноватой…

– Твоей вины ни в чем нет. У Мити давно болело сердце, но лечился он неохотно. А тут еще ему приспичило поехать за тридевять земель, чтобы познакомиться с тобой и проведать Искру. Теперь из-за него столько хлопот! Как подумаю об этом, так сразу самой лечь в могилу хочется!

Миссис Монтемайор ничуть не смутила та холодность, с которой Павла отзывалась о своем муже. Думала, что дочь просто еще не отошла от шока, не вполне понимает, что произошло.

– Дочь, прошу, не говори так! Я же помогу тебе. Я все организую. Тело доставят в кратчайшие сроки… Как же жаль его! Такой добрый человек был!..

– Мама, я не хочу о нем говорить сейчас, пойми это.

– Да-да, прости. Прости, Павла! Пожалуйста, постарайся простить меня…

– Это я должна просить у тебя прощения. – Павла сделала длинную паузу. В груди теснилось необъяснимое волнение, сродни утробному гулу приближающейся грозы. – Я гналась за счастьем и была счастлива какое-то время. Но счастье это неполное, когда рядом нет тебя. Мама… Столько лет прошло! Целая жизнь, кажется. – Она снова замолкла, силясь подавить глухое рыдание. – Мне было так страшно… Страшно не успеть сказать, как я жалею. Как я раскаиваюсь. Как я любила тебя всегда, даже когда злилась и обижалась.

– Счастье, говоришь, было неполным? Мое, без тебя, и вовсе мертво. Ни дня не прошло без мысли о тебе. Ни минуты без боли от осознания, что я лишила нас обеих самого ценного – времени, проведенного вместе.

Они говорили еще очень долго, и уже открыто плакали, не стесняясь друг друга. Павла с упоением внимала голосу матери, с щемящей болью слыша трещинки возраста в нем.

И мать, и дочь понимали, что впереди длинное путешествие к полному примирению. Но первый шаг был сделан. Слова сожаления прозвучали, словно заклинание, разрушившее оковы многолетней проклятой гордости. И в этом хрупком телефонном разговоре, наполненном слезами и надеждой, зарождалась новая история – история прощения и возвращения друг к другу.

Глава 40

Вот и всё.

Мы с вами отправляемся на выпускной вечер школы «Греджерс», чтобы в последний раз застать всех наших принцесс в их уютном, дружном обществе.

Но перед тем как начать поиски Дианы и ее подруг, давайте в очередной раз восхитимся безукоризненной помпезностью знаменитой школы. Старинное здание облачилось в праздничное убранство: нежные розы и роскошные гортензии ароматными ожерельями обвивали громадные колонны, вечерний свет мягко ложился на них, придавая им оттенок золотистой патины. Стоишь перед этим потрясающим совместным шедевром природы и человека и чувствуешь особый трепет. Нечто похожее испытывает космонавт, только что вырвавшийся из гравитационных объятий Земли и впервые увидевший космос во всей его непостижимой красоте.

А теперь посмотрим по сторонам, заметим выпускниц в элегантных платьях. Словно ожившие полотна прерафаэлитов, они грациозно порхали по лужайке, фотографировались друг