Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил
Выйдя через парадный вход из приюта, Пьеро почувствовал себя виноватым, что покидал этот дом, хотя уже несколько недель не видел Розу. Он сам был в этом виноват. Он мог бы что-нибудь вытворить, чтобы старик его возненавидел. Мог бы, например, обозвать его дегенератом, и тогда тот наверняка отвязался бы от него! Но, по правде говоря, Пьеро сам хотел уйти. Его донельзя тяготили отношения с сестрой Элоизой. И теперь у него появилась возможность жить дальше и никогда больше не слышать, как она дышит ему в ухо. Но ведь тем самым он предавал Розу, разве не так? Если бы он остался, в конце концов ему удалось бы ее убедить, что он не хам. Даже если бы она продолжала относиться к нему с презрением, разве не должен он был, как влюбленный, остаться и покорно смириться с тем, что она на него дуется? Но на самом деле, получив такую возможность, он воспользовался ею и покинул Розу. Шагая по улице рядом с водителем, который его забрал, он заметил следовавшую за ним черную кошку. Кошка заставила его почувствовать себя просто ужасно.
«Не оставляй меня в этом проклятом доме. Кто даст мне немножко молочка, если ты уйдешь? Я ведь буду голодать! Я умру с голоду! Кто на мне блох передавит? Я же себя до смерти расчешу. Они меня сожрут живьем. Вот проснусь однажды утром, а от меня только кости останутся. Кто мне слово доброе скажет? Все будут меня корить, что я приношу людям одни напасти. Но ведь это же просто досужие домыслы. Они закидают меня камнями. Они будут лить на меня кипяток. Они будут дергать меня за хвост. Без тебя мне незачем жить. Ты мне кое-что должен. Ты должен мне кое-что!»
Может быть, такое творится с вами из-за тех, кого вы любите: ведь именно из-за них вы чувствуете себя отвратительно. Пьеро бросил чемодан в багажник и быстренько прошмыгнул на заднее сиденье автомобиля. Разве он только Розу здесь оставлял? Он уезжал от всех детей. Он частенько развлекал и смешил их. И в этом они зависели от него. Но он все равно их бросил!
10. Розе сообщают о ее новой участи
Спустя две недели Роза стала чувствовать себя лучше и смогла вернуться в общую спальню. Она сняла больничный халат и надела под платье черные рейтузы, потом вышла в коридор с выкрашенными в синий цвет стенами. Над арками окон в камне были высечены изображения цветов. Она прошла в широко распахнутые двери общей комнаты. На улице шел дождь. Все дети, болтавшие и игравшие в куклы, повернули головы и уставились на нее. В их взглядах сквозила тревога – Роза не знала, что Пьеро покинул приют.
К ней быстро подошла сестра Элоиза и сказала, что Пьеро ушел и что Роза не будет больше давать представления в городе. Она ведь не может выступать в одиночку, разве не так? Эта известие воздействовало на Розу наподобие небольшого удара молнии. Она, наверное, чувствовала себя так же, как Рип ван Винкль, – пролежала в кровати в лечебнице сотню лет лишь для того, чтобы все, что было ей знакомо и дорого, безвозвратно исчезло. Но Роза смотрела на Элоизу так, что та даже не заподозрила, насколько расстроили девочку ее слова. Она кивнула и пошла прочь, надеясь лишь, что не подкосятся ноги.
Роза не понимала, почему Пьеро ушел, не попрощавшись с ней. Ей казалось, такое просто невозможно. Особенно потому, что ему не удавалось сдерживать чувства. Следующую пару недель она ждала от него какой-нибудь весточки. Почему же, в конце концов, он не писал ей писем? В приюте жил один мальчик, который получал письма от старшего брата, после войны оставшегося в Европе. Это были замечательные послания. Мальчик снова и снова читал их вслух. И когда он их читал, все другие дети окружали его плотной толпой, как будто он был выдающейся личностью, а им хотелось получить его автограф.
Детей очень интересовало, что именно произошло с Пьеро, какие приключения выпали на его долю. Они небезосновательно рассчитывали, что Роза получит от него какие-то известия, которыми тут же с ними поделится, как делилась всем остальным. Но писем от него не было. От этого она чувствовала себя как-то неуютно. Ей стало ясно: личность человека может в корне измениться, узнать кого-то на самом деле невозможно. Человеку не дано понять до конца даже самого себя. Можно считать себя самым обаятельным и привлекательным, самым щедрым и великодушным, а на самом деле быть головорезом и наглецом.
Однажды осенним днем мать-настоятельница сказала Розе, что ее посылают работать гувернанткой. Матери-настоятельнице хотелось разлучить Розу и Элоизу. Однако были и другие причины для того, чтобы отослать девочку из приюта. В последнее время становилась все более настоятельной потребность отправлять детей старшего возраста из приюта на работу. Монахиням позарез нужно было освобождать места для других брошенных родителями детей.
В Монреаль пришла Великая депрессия.
Вновь поступавших детей привозили на задних сиденьях автомобилей священников. В тот месяц дверной колокольчик, казалось, звенел каждый день. Как-то утром мать-настоятельница открыла дверь и увидела священника, державшего за руки двух детей – девочку в белом свитере и синеньких кожаных туфельках и босого мальчика в помятом галстуке-бабочке.
Раньше на той же неделе привели красивого мальчика с большой спортивной сумкой, в которой лежали его праздничная одежда и плюшевый мишка с одним глазом. Вскоре после него появилась девочка со светло-русыми кудряшками, родители которой умерли от чахотки. У нее была небольшая овальная жестяная коробочка с нарисованными на ней голубыми розами, где хранились мятные леденцы. Это было ее наследство.
Еще один мальчик с голубиной грудью обошел всех детей, всем пожал руки и спросил, как они поживают. Всем показалось, что он рубаха-парень. Он сказал, что его отец застрелился, потеряв деньги на фондовой бирже. А новый муж его матери решил, что он слишком уродлив, чтобы оставить его дома.
У другого мальчика был очень серьезный вид и такие толстые губы, как бывает, когда прижимаешь их к оконному стеклу.
Однажды, когда зазвонил колокольчик и дверь распахнулась, за ней оказалась девочка в черной курточке и высоких ботинках на шнуровке, державшая на руках младенца.
– Бонжур, – сказала она и продолжила по-английски: – Это мой братик. Мама сказала мне принести его сюда. Она еще не дала ему имя. Но, если вы не против, мне бы
