Где дом и дым глубин и алый - Александра Васильевна Зайцева

– Ну вот, а ты отказывалась, – красные тёткины губы шевелились, словно нарисованные на пустом неподвижном лице. – Нравится?

– Нет.

– Понравится.

Лена поперхнулась, но сумела проглотить остатки. Зернистая гуща заскрипела на зубах, облепила язык. Ничего. Можно пойти в туалет, напиться воды из баклажки, или сразу два пальца в рот, чтобы полегчало.

– Всё! – Лена опустила чашку на стол, торопливо, неловко, и та упала, покатилась к краю. Тётка подхватила её быстрым змеиным движением, не меняя позы. Повертела в пальцах, рассматривая потёки на внутренних стенках, и снова уставилась на Лену.

– А если я тебе скажу, если скажу, – протянула она, – что ты останешься здесь навсегда?

– Где? С вами? – ужаснулась Лена.

– Здесь, – широко повела рукой тётка.

– Ни за что.

– Хочешь вернуться к себе? И месяца не пройдёт, как папашу твоего закроют в больничку для буйных, Маринку – пинком под зад, потому что она вам никто, а тебя с братом отправят к полоумной бабке. Или в детдом. Хрен редьки не слаще, согласись.

– Этого не будет. Папа… папа больше не будет. Мы что-нибудь придумаем.

– Считаешь себя взрослой, да?

– Считаю!

– Но ты не взрослая. А повзрослеешь, когда поймёшь, что дети не могут спасать родителей. И никто никого не спасает. Человек помогает себе сам, только так.

– Ну вы-то в этом разбираетесь, да? Отлично себе помогаете за чужой счёт.

– Пришлось научиться.

Ничем её не проймёшь. Удобно жить без совести, никого не любить, никого не жалеть. Рузе удобно, а Лену от такого воротит. И хочется сказать тётке, что она ущербная, неполноценная и никому не нужна. Но Руза смотрит на Лену как на забавную зверушку: знает все её мысли и смеётся над ними. И поэтому Руза сильнее.

Они пропахли шашлычным духом, вымокли у фонтана, потому что там брызги, но уже обсохли, а ещё видели трёхэтажный теплоход с туристами! А фонтан не пел, продавщица попкорна сказала, что он давно не поёт, только светится. Зато возле памятника дяденьки на барабанах стучали, и ещё один с дудкой был, а люди там танцевали. Вот так ногами притопывали и руками вот так делали (это лезгинка, сказала Марина). Люди просто шли мимо, а потом начинали танцевать, все подряд, целых сто человек. У Диника плохо получалось, он просто кружился. И они ели чуду (чуду – с ударением на второй слог, сказала Марина), круглую лепёшку с творогом внутри. Только творог несладкий, но вкусный, а лепёшка тоненькая-претоненькая, тебе, Лена, надо тоже попробовать, когда живот пройдёт (кстати, как ты себя чувствуешь, сказала Марина).

Лучше. Намного лучше.

Но чувствовала она себя плохо, ужасно, просто омерзительно. Будто волос наелась. И стирального порошка. И битых стёкол. Лену мучила чудовищная изжога. Это всё тёткин кофе. Тётка и кофе – смертельное комбо.

Лена терпела сколько могла, вставала, пыталась залить пламя водой, потом молоком, но становилось только хуже. Часы на кухне показывали без четверти полночь, все спали, а Лене хотелось выть и раздирать горло ногтями. Вряд ли у Марины есть подходящее лекарство, тётка не даст из вредности, аптеки наверняка закрыты. В круглосуточном минисупермаркете за домом таблеток точно не будет. Лена не хотела ломиться в чужую квартиру посреди ночи, но терпения не осталось, ничего не осталось.

В длинной ночной рубашке с оборками и атласными лентами Александра Антоновна была похожа на старенькую деточку из книги про давние времена. Она суетилась, хлопала дверцами шкафчиков и никак не могла отыскать нужный пузырёк. Подол её развевался, седые кудри стояли нимбом вокруг головы, а руки мелко дрожали, как всегда, когда Александра Антоновна волновалась. Наконец отыскала, правда, не то, но тоже сойдёт.

Птичка из часов откуковала полночь, Лена выпила стакан снадобья, похожего на липкий сладковатый кисель, Александра Антоновна сказала, что теперь нужно подождать. Посидеть спокойно, глубоко дыша и думая о приятном. Только где взять это приятное?

– Почему она меня ненавидит? – простонала Лена.

– Кто? – округлила глаза Александра Антоновна.

– Тётя Руза.

И тогда Александра Антоновна сказала, что это не ненависть. Возможно, зависть.

– Зависть? Да ладно! – От нелепости этого предположения Лена забыла про изжогу. А может, лекарство начало действовать.

– У вас, Леночка, всё впереди, вы свободны, а Руза – нет. Она ведь хотела другой жизни, но вмешалась сестра. Вернее, судьба. Лучше говорить о судьбе, чтобы никого не осуждать. Осуждение – это гордыня. Смертный грех.

– Почему?

– Потому что, когда осуждаешь, считаешь себя лучше другого.

– Нет, я не про это. Почему сестра вмешалась? Сестра – мама Марины, да?

Александра Антоновна не хотела сплетничать, воспитанные люди не позволяют себе пасть так низко… хорошо, но никаких подробностей. Руза хотела уехать, с мужчиной, вот и всё. А уехала с ним её сестра. Такое случается. И пожалуйста, не надо это с кем-то обсуждать. Ни в каком виде. Поклянитесь.

Лена положила правую руку на левую ключицу и торжественно сказала «клянусь». Искренне. От всего сердца. Но добавила:

– Это из уважения к вам. Рузу мне не жалко. Она – мошенница. Как та, другая.

Та другая – всезнающая и всемогущая Вероника Анатольевна.

«Лучше бы он изменил», – не сдержалась Марина, когда папа исписал стены в квартире чёрным маркером: «Бог с нами». Папа сказал, что это защита, надо повторить ровно пятьсот раз. И тут же кинулся пересчитывать свои каракули. И Марину заставил, и Лену с Диником. Динику понравилось, он решил, что это игра на внимательность, и очень старался. А папа его хвалил.

Потом разное происходило, но Марина больше не высказывалась, только взгляд её стал острым и цепким. Она следила за папой. Не озабоченно присматривалась, как раньше, а именно следила. Лену же не особо тревожили его новые увлечения – кроме надписей, были заговорённые пучки сухой травы, заряженный онлайн гречишный мёд, какие-то зубы в пакетиках, банки с землёй и другое подобное, – но суровый папин незнакомец словно придвинулся ближе и теперь дышал холодом в шею. Ну и ладно. Зато папа стал спокойнее. Во всяком случае, внешне.

– У вас есть причины недолюбливать некоторых людей, но Руза отличается от них, – сказала Александра Антоновна.

– Да? С чего бы?

– Это же очевидно. С того, что она живёт здесь. В этом доме.

Быстрее, быстрее, хватит разлёживаться, тупая корова! Господи, что там первым уроком, хоть бы не физика! Так, стоп.

Лена сидела на диване, моргала на светлеющее окно и судорожно приглаживала спутанные волосы. Диник спал, Марина тоже, а будильник всё выводил и выводил незатейливую мелодию. Или не будильник. Но что это? Где-то в комнате, но где?

– Марина, – позвала Лена громким шёпотом. –