Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

— Угу, — ответил Кесслер.

— Читал, что Бернар снимается в картине из четырех частей? И о «Quo vadis»?

— Конечно, читал. Почему ты спрашиваешь?

— Помнишь, что я говорил о больших картинах?

— Естественно, помню, — ответил Петер. — Я также помню сериал, который ты изуродовал.

— Сериал совсем другое, я просто искал путь. Эти сообщения доказывают, что мое предложение снять «Бандита» было правильным.

— Как это? — удивился Кесслер. — Ничего ведь не изменилось.

— Ты так думаешь? Когда самая великая актриса нашего времени снимается в кино, когда экранизируют великий роман, по-твоему, ничего не меняется? Неужели ты не видишь, что кино растет? Что двухсерийные короткие штанишки, которые на него напялила ассоциация, становятся ему тесными?

— Какая чушь! — Петер возбужденно вскочил на ноги. — Подумаешь, кто-то решил снять длинную картину! В газете появились две маленькие заметки, и ты моментально уверовал в свою правоту. Может, если бы Сара Бернар согласилась сняться в «Магнум Пикчерс», то я бы согласился сделать длинную картину, но кто высидит в зале целый час, если в картине не будет ни одной знаменитости?

Джонни пристально посмотрел на Кесслера. Петер был прав — без известных имен трудно привлечь публику. Он знал это еще по работе в цирке. То же самое и в театре, лишь кино не привлекало больших актеров. Ассоциация возражала против этого, опасаясь, что если актеры почувствуют свою силу, то запросят большие гонорары.

И все же зрители создавали себе кумиров, запоминали понравившихся актеров и, услышав, что показывают картину с их участием, валили в синематограф и с легкостью отдавали десятицентовые монеты и пятаки, чтобы только увидеть своих любимцев. Джонни вспомнился смешной бродяга, снявшийся в нескольких комедиях. Как его зовут? Джонни слышал где-то имя, но вспомнил не сразу — Чаплин. И еще эта девушка, он даже не мог вспомнить ее имени. Однако публика запоминала имена своих кумиров и не пропускала картин с их участием.

Эдж решил поговорить с Джо Тернером, чтобы тот писал в титрах и имена актеров. Зрителям будет легче узнавать своих любимцев. Да и владельцам синематографов будет легче рекламировать картины.

Петер Кесслер внимательно смотрел на партнера. Джонни так долго молчал, что он подумал, будто поставил его в тупик.

— Ну что, убедился? — с триумфом спросил Петер.

Джонни потряс головой и вернулся к реальности.

Он закурил и через дымок сигареты посмотрел на Кесслера.

— Нет, — ответил Эдж. — Просто ты подсказал одну идею, которой мне не хватало для гарантии успеха большой картины. Знаменитое имя, имя, которое все знают! Если бы нашелся подходящий актер, ты бы согласился?

— С большим именем я бы, пожалуй, рискнул, — кивнул Петер. — Но кого ты собираешься найти?

— Актера, который на сцене играет Бандита, — ответил Джонни Эдж. — Уоррена Крейга.

— Уоррена Крейга? — изумился Кесслер, затем с сарказмом посмотрел на юношу. — А почему бы не Джона Дрю[6]?

— Уоррен Крейг вполне подойдет, — серьезно ответил Джонни.

— Zei nicht a nahr! — Петер возбужденно перешел на идиш. Заметив непонимание на лице Джонни, он повторил по-английски: — Не будь дураком! Ты прекрасно знаешь, как они относятся к кино.

— Может, после того, как снимется Бернар, они изменят свое отношение.

— А где ты собираешься достать для них деньги? Наверное, обратишься к какому-нибудь Джону Астору[7]? — иронично поинтересовался Петер Кесслер.

Джонни не обратил внимания на последнюю фразу Петера. Он взволнованно вскочил, в руке дымилась забытая сигарета.

— Как здорово это будет смотреться на экране… Петер Кесслер представляет… Уоррен Крейг в знаменитой бродвейской пьесе «Бандит»… Производство «Магнум Пикчерс»… — Юноша замолчал, драматически показывая рукой на Петера Кесслера.

Кесслер непроизвольно наклонился вперед, пытаясь представить то, что говорил Джонни. Когда Эдж замолчал, действие чар улетучилось, и Петер откинулся на спинку стула.

— А как здорово будет выглядеть следующее сообщение. — Петер попытался скрыть свой мимолетный интерес. — Петер Кесслер объявляет себя банкротом.

Эстер с любопытством наблюдала за мужчинами. «Но Петер же на самом деле хочет этого», — подумала она.

Кесслер встал и, глядя в лицо Джонни, решительно заговорил:

— Не выйдет, парень. Мы не можем пойти на такой риск! Ассоциации твоя идея едва ли понравится, и если мы лишимся лицензии, можно будет распрощаться с кино. У нас слишком мало денег для настоящей драки.

Джонни задумчиво разглядывал Петера. К вискам прилила кровь. Он обернулся к Эстер, не сводящей глаз с мужа. Петер сейчас смотрел через открытую дверь в гостиную, где на полу Марк возился с кубиками. У мальчугана ничего не получалось, и Дорис пришлось отложить книгу, чтобы помочь брату.

Джонни медленно повернулся в Петеру. Слова плавно слетали с губ, в голосе не слышалось даже малейшего следа внутренней борьбы. Он принял решение.

— Все вы, продюсеры, одинаковые! Все боитесь ассоциацию! Вы все время хнычете и жалуетесь, что она не дает вам житья, сосет из вас кровь! И что же вы делаете в ответ? Да ничего! Вы с удовольствием сидите за их столом и питаетесь объедками, которые они вам бросают. И кроме жалких крошек вам ничего не перепадает! Знаешь, сколько все независимые заработали в прошлом году? Четыреста тысяч на сорок человек, в среднем по десять тысяч на человека. А для того, чтобы сохранить лицензии, за то же время вы заплатили ассоциации более восьми миллионов долларов. Восемь миллионов! Деньги, которые вы заработали своим трудом, но не сумели сохранить. И все это только по одной причине — вы дрожите перед ассоциацией!

Сигарета обожгла пальцы. Джонни невозмутимо положил окурок в пепельницу и продолжил твердым голосом:

— Почему вы не можете понять, что кино это ваше дело, а не только их? Деньги-то делаете вы! Зачем же их отдавать? Рано или поздно вам все равно придется драться с ассоциацией, почему же не сделать это сейчас? Боритесь с ней с помощью картин. Они знают, что вы можете делать хорошие картины, поэтому и придумали свои дурацкие ограничения. Все эти правила придуманы от страха, что вы сможете снимать настоящие картины и тогда им придет конец! Еще их деятельность может противоречить новым антитрестовским законам, и они имеют все шансы проиграть дело в суде. Не знаю. Я знаю лишь одно — ставки настолько высоки, что стоит сражаться.

Помнишь, когда в Рочестере я хотел, чтобы ты занялся кинобизнесом? У меня тогда была веская причина желать этого. Я мог бы работать на Бордена или кого-нибудь еще, но я хотел остаться с тобой, потому что только в тебе