Улица Космонавтов - Роман Валерьевич Михайлов

что есть, один на весь город — Тантра-Бум-Бум, но он работает только по пятницам. И мы закинулись в первый попавшийся диско-ресторан. Все строго. Официанты, музыканты. За соседним столиком сидели бухие бенгальцы средних лет. Увидев нас, они стали знакомиться, а когда узнали, что мы из России, принялись объяснять, как уважают Ленина. Бенгалия — коммунистический штат. На подходах к редким храмам можно встретить изображение серпа и молота. Вообще, во время нашего путешествия по Бирбхуму, часто возникали такие печатки на стенах и в сознании: серп-молот, Гауранга и Нитьянанда, Кали Ма. Мы пошли танцевать, и бухие коммунистические друзья с нами. Но админы ресторана им запретили, растолковав, что танцуют только по парам: мужчина с женщиной, а всем вместе дергаться нельзя. А нам можно, мы иностранцы. Иностранцы — значит, есть бабло. Бухие коммунисты начали узнавать у нас, как мы относимся к коммунистическим идеям и что мы делаем в Калькутте. Я ответил, что с глубоким уважением отношусь к учению Ленина, что капитализм — это фу-у-у, а в Калькутте мы проездом — едем в Тарапитх. Услышав про Тарапитх, они дико оживились, засмеялись. Вы едете посмотреть на Тару Ма? Типа того, да. И на облака Бирбхума, а еще послушать пение баулов в поездах. Дальше мы перешли на хинди. Самый ярый из соседей не очень говорил, он, видимо, всю жизнь прожил в Калькутте, где хинди почти нет, а вот его товарищ был из Бихара. Я сказал, что aap sochte hei ki ham paschim log hei lekin yeh to sach nahin ham purab log hei, и это кое-что расставило, то есть гаура чамри — это не значит ангрез, у пураб адми тоже может быть гаура чамри. Куда вы сейчас? Мы на Кали Гхат, хотим побродить по старой Калькутте, поискать знаки.

Мы доехали до старых мест на метро. Вышли. И тут ба-бах! Это же было Наваратри. Колесницы с десятками вокруг, тантра-бум-бум, Дурга Пуджа. И мы бросились в эту толпу в экстатическом танце. Некий безбрежный драндебас, и все счастливы. Огромное мурти Дурги над этим всем — победительницы внутренних демонов. А дальше мы побрели по старым улицам в направлении Кали Гхата. И тут, трам-пам-пам, на стене!

После того, как мы увидели портрет Че Гевары на Кали Гхате, поменялся воздух. А через мгновение, метафизическая темнота стала явной, видимой в пространстве черными сгустками.

Там, на площади, в Старой Калькутте лежали прокаженные, безногие, безумные, с синими телами, с прозрачными глазами. Они встали, подняли свои руки, и пошли к нам.

Мама сказала потом, что в эти дни видела страшные сны про меня. Будто я — маленький, прыгаю по крышам. И вот-вот сорвусь, вот-вот не дотянусь, но в последнее мгновение цепляюсь за что-то, залезаю на очередную крышу.

Там нас могли сожрать. В тот вечер, в старой Калькутте.

— Смотрите во внутренние окна.

Я хотел заплакать во время танца. Показать антиэстетичный танец со слезами. Но ничего не получилось. Есть же люди, которые сидят, слушают музыку для стриптиза и плачут.

Как порой удерживаюсь от вопля — сам не понимаю. Да изобразить тех самых собачек с красными мордочками, грызущих недогоревшие кости на кремациях. Смотрите во внутренние окна! Кричите на то, что видите в них! Там птицы мерзнут зимой. Суки бездушные, что же вы оставляете внутренних птиц без еды.

Человек, запутавшийся в своих руках — это тоже уже метафора. Можно обмазаться кремационным пеплом, прийти так на дискотеку и запутаться там в своих руках в зажигательном танце под диско 80-х.

25. Структура того.

В наш бар изредка заходили Валера и Сидор — прикольные кореша. Они оба были отсидевшими, разговаривали на душевной фене. Валере было лет 30, а Сидору — за 40. Сидор был особенно прикольным, лицо такое бывалое, живое. Он знал разные тюремные прибаутки и все время их выдавал. Типа Промокашки из известного фильма. А Валера ко мне как-то проникся. Стал звать за свой столик, беседовать за жизнь, за тюрьму. Да там и беседовать не надо было, просто слушать. Он иногда плакал, обнимал по-братски и утыкался лицом мне в плечо. Рассказывал он о чем-то душевном-душевном, о своей жизни, о бывшей жене, о тюрьме. А Сидор по поводу его слез свои прибаутки вставлял.

Бывали ночи, когда мы выходили с Валерой и Сидором из бара и бродили по окрестностям. Или просто на турник — отжаться на брусьях, пофигачить кулаками по черному воздуху.

Валера однажды спросил:

— Ты понимаешь структуру всего этого? — и провел рукой вокруг себя.

Меня передернуло от этого вопроса. Да, понимаю!!! Но не знаю, как описать. Слов не нашел еще. Как только, так сразу. [Вот сейчас начали слова появляться, Валера, если ты жив и чудом это читаешь, прочти всю мою «Улицу Космонавтов», пожалуйста, особенно главу «Высота». Дальнейшее обращение в этой главе — к тебе.]

Теперь о структуре того.

Чешуя, апельсин, слизь, Деррида, Делез, постструктурализм. С годами я пришел к завязыванию глаз черной тряпкой и выстраиванию интуитивной метафизики на фоне тех самых откликов. Я гулял одной ночью там, семнадцать лет назад. Внезапно встал как вкопанный. Показалось, что слышу музыку, доносящуюся из каждого бара — из всех трех сразу! Но это было невозможно физически, они ведь располагались далеко друг от друга. Мог назвать композиции поименно. Типа сейчас звучат: Алена Апина, Африка Бамбаата, и Линда. Это может оказаться неадекватностью. Но откуда она возникла, эта сложная неадекватность? Откуда возникла эта странная уверенность? Это часть структуры того!

Место, где это произошло. Желтый двухэтажный домик, рядом. Я там бытовал одно время, топил печку. За стенкой жили стремные-перешитые, ты их должен знать. Структура того — никакая не облезлая, как кажется. Нечто близкое я испытал, когда Натус привел меня на цыганское кладбище и рассказал об умерших. Там холмистый кусок кладбища и какие-то сараи рядом. Есть ощущение невозможного. Невозможное — часть структуры того. Ты стоишь на земле, вокруг деревья, птицы, обычная жизнь, но хочется кричать от видимого: «этого не может быть!!!»

Надо мной уже смеются, что я чуть ли не во все постановки вставляю игрушечных животных. А в животном сила. Животное может тупить на тебя, а за ним будет стоять весь его вид, род, настоящесть. Эта старая тема пришла, видимо, из структуры того.

26. Кукса.

Продолжение ответа Валере про структуру того.

Я закрылся в кустах, спрятался в себе, чтобы не видеть верхнего