Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина
– Дорогие мои соседи, спрашивается, куда могли деться мои куры? Было двадцать, стало восемнадцать. Чувствуете разницу?
В самом деле, с появлением чеченцев все чаще и чаще люди стали обнаруживать пропажи. И, если раньше двери никогда не запирались, теперь весь поселок обзавелся разнообразными замками.
Сосед Ахмад говорил по-русски с сильным характерным акцентом, а жены его совсем не знали языка. На первых порах объяснялись жестами, через полгода и Асет и Зара кое-как изъяснялись.
Кики сдружилась с молодыми симпатичными чеченками. Те ходили в шароварах и головы их, непременно, были покрыты платками. Иногда, то одна то другая приходили попросить соль или муки, или еще чего. И, если обещали, что вернут завтра, то не надо было сомневаться, что так и будет.
Вопрос многоженства очень интересовал православный народ, как русских, так и греков. У некоторых чеченов было даже по четыре жены. Смотришь – одна уже пожилая, а последняя совсем молоденькая. Ну и дела! Ирини и Кики было странно, как это можно одному мужчине иметь несколько жен. Как-то сестры случайно услышали, как вредный муж русской соседки, дядька Васька, задал вопрос чечену:
– Ну, Ахмад, как это ты обходишься с двумя женами в постели? Небойсь ревнуют тебя к друг другу?
– Ну, дорогой, – ответил тот, – когда мы в кровати и одна спрашивает кого я больше люблю, я отвечаю, что ее, а сам в это время пожимаю руку другой.
Сосед громко расхохотался:
«Надо же, – подумала тогда Кики, даже чеченцы о любви говорят. Такие страшные. Разве они умеют любить? Бедные их жены…».
Они с Ирини потом долго обсуждали этот мусульманский феномен многоженства. «Как они, бедные чеченки, живут, – думали они, – и, кажется, все довольны таким положением. Нет, на мой характер, я бы так не смогла, – думала Ирини, – я бы лучше сбежала на край света».
Как-то опять разговорившись о соседях, Ирини спросила сестру:
– А ты знаешь, что младший брат Ахмада, Максуд женился на русской?
– Да ты что, когда? – изумилась Кики, – а как же… вера-то разная?
– Как видно, – и вера не помешала.
– Шутишь…
– Чтоб я шутила? Галка Горохова сказала. Она, ты ж знаешь, регистрирует браки…
– Такой этот, Максуд красивый, а она? Не видела ее?
– Говорят красивая, образованная. Он тоже образованный, в сельсовете работает кем-то. Галка говорит, что он в Москве на судью учился перед войной.
– Да-а-а, дел-а-а-а…
– А, что удивляться, наши греки тоже не брезгуют, за русскими бегают, – напомнила Ирини.
– Далеко не надо ходить, вспомни нашего старшего брата, – почему-то съехидничала Кики.
– Ну, он от Ольги Халиди не отказывался, – запротестовала Ирини.
– Оля сама от него не отказывается, – упрямо возразила сестра.
Кики поджала губы. Она гордилась тем, что все знала о брате.
– Ольга, через Марию Маруфиди, – продолжала она тоном превосходства, – передала ему записку, а Мария моя подружка, мне доложила.
– Что доложила?
– Доложила про записку. А я так просто спросила у Феди, что там в той записке.
– Ну и что? Прям – таки он и ответил тебе. Так я тебе и поверила…
– Дурочка, это тебе, малявке, он бы не сказал.
– Ой-ой, куда там. Мне скоро четырнадцать.
– Скоро ли еще? А мне не забыла сколько? – Кики, сузив черные глаза, смотрела на сестру с иронией.
– Ну, скоро восемнадцать… Куда там, большое дело…
– То-то! Кроме того, Федя всегда, как ты сама знаешь, меня берет с собой. Правда, в тот раз он долго шутил со мной, сказал, что любопытной Варваре оторвали нос на базаре. Потом сказал: «Знаешь, Ольга просит встречи, мы не виделись с тех пор, как я обмороженный в больницу попал. И это даже хорошо, что не встречались, потому как я полюбил другую – медсестричку, которая за мной ухаживала, делала уколы. И имя у нее хорошее – Наташа, Наталия, каку нашей мамы».
Вот такой у нас был разговор, – закончила Кики, кинув на сестру торжествующий взгляд.
Ирини слушала сестру разинув рот.
– Ничего себе! Старший брат смотрит на русскую, на аспроматину. Вот так да… Вот те на!
– Кстати, я слышала за Лидкой Капусиди бегает один чечен.
– Да, ну! Лидка почти моя ровесница, – опять запротестовала Ирини.
– Красивенькая, вот он и заприметил ее.
– Что попало! Не свататься же он собрался. Он же мусульманской веры.
– Не знаю. Говорят, и она на него поглядывает.
– Ах! Да ты что! – ахнула Ирини и презрительно скривила рот.
– Ну, точно не знаю, – неуверенно продолжала Кики и оглянулась испуганно, как будто кто мог подслушать. – Наша мать бы нас убила за одни только такие разговоры о нас.
– Да уж… Еще чего не хватало! Она даже за русских не хочет говорить, хоть они в Христа верят. А то – мусульманин! У них, мне кажется, и запах другой.
– Запах? Тоже скажешь… Что у друга вашего, Мурада, особый запах?
– У него нет, а вот, когда я была у них во дворе, был какой-то запах. – Ирини повела носом и шмыгнула. – Короче запах не тот, что у нас.
– Так они ж едят не то, что мы. Свинину ненавидят. Я сколько раз видела, как дядька Ахмад пинал свиней, когда шел по дороге.
Кики удивленно расширила глаза:
– И наших тоже?
Кики пожала плечами, дескать не знаю, не видела.
– Если б я увидела, что бьет наших поросят, я б не знаю, что б сделала, – сурово проговорила младшая сестра.
* * *
Ирини порывалась работать с тех пор, как перестала ходить в школу. Так хотелось деньги зарабатывать, помогать семье. Но старший брат не разрешал, говорил, что еще мала. С каждым годом все больше и больше Ирини любила своего брата. Невозможно передать словами, как любила. И было за что! Кто ей во всем помогал, все разъяснял? Сколько раз он спасал ее от маминого гнева! Не надо далеко ходить. В прошлом году, перед самой Пасхой, она что-то натворила, и мама, схватив топор, бросила вслед убегающей дочке. Топор пролетел меж ног и врезался в стенку. Роконоца ахнула.
– Не бойся, мама, топор не задел меня, – крикнула, перепрыгнувшая через топор, смеющаяся Ирини. Мать кричала ей в след слова угроз, если она сейчас же не вернется.
В тот день она побоялась идти домой. Крутая бывала мама на расправу. Все ее дети никогда не доводили до этого. И если, что делали не так, достаточно было только ее взгляда, чтобы понять ее осуждение или недовольство и сейчас же провинившийся спешил исправить положение.
