Термитник 2 – роман в штрихах - Лидия Николаевна Григорьева
Но должен же быть из этого какой-то выход. Нет, нет, только не старость. Уж лучше страсть. И она попыталась вдохнуть ещё и ещё раз. И когда это получилось, она услышала Токкату. Когда-то, очень давно, в разгар их молодой страсти, они с Игорем любили Поля Мориа. И она глубоко вдохнула застоявшийся больничный воздух.
«Довольно ранний выход из такой тяжёлой комы, – услышала она, – и сразу ровное дыхание. Она, по-моему, нас слышит…» – «Я же говорил, что в тяжёлых палатах нужно музыку включать. В данном случае, возрастную».
68. Тень нимфетки
«Сёма, не лезь у серёдку! Тебя раздавят пополам!» – крикнула зажатая толпой мать. Автобус, идуший вдоль побережья летней Юрмалы, был, как обычно, переполнен. Разгорячённые курортники источали жар, накопленный за день их телами на пляже. От этого воздух становился ещё горячее, было трудно дышать. На остановках никто не выходил, зато было много новых желающих протиснуться внутрь, где и правда могли, поднажав, кого угодно «раздавить пополам».
«Следующая Дзинтари!» – звонко прокричала кондукторша, отрывая и передавая пассажирам билетики по пять копеек, зажатых в потных от жары ладонях. Цены были ещё те, советские, да и сам Сёма был тогда младшим школьником. Вспомнил он всё это зачем-то через тридцать лет, именно сегодня, подъезжая на «мерине» к «Villa Casa», купленной недавно его шефом в Юрмале, куда недавно перевели головной офис их европейской фирмы. Тут намечалась закрытая вечеринка для верхушки их корпорации. Для «топов». Сказали, без жён. Значит… Семён даже вспотел от волнения. Не мог же он именно сегодня, когда на утреннем совещании его пообещали поставить на балтийский филиал их фирмы, сделать наконец-то каминг-аут и публично признаться, что эти девочки-нимфетки, глупые малолетки его не интересуют. Эти денежные мешки, его новые хозяева, «три толстяка», как он сам их для себя обозначил, совсем обнаглели – дое…лись до мышей! До детей, то есть. Придётся ему опять сделать вид на вечеринке, что напился, отключился, не врубился и тэ дэ.
Эти мысли отвлекли его от странного: окна большой виллы в стиле ампир были темны, и вокруг неё разливалась густая и вязкая тишина.
Дверь была не заперта. Вот тут бы ему и повернуть обратно. Но не мы сами пишем сценарии нашей жизни. Его словно подтолкнули в спину, он вошёл и чуть ли не на пороге споткнулся о большое, громоздкое тело. В тусклом свете уличного фонаря было видно, что на полу гостиной едва ли не вповалку, в странных позах, лежат три больших мужских тела. Все они лежали ничком, лицом вниз, как на расстреле, когда стреляют сзади. Семён Семёнович Резников, без пяти минут топ-менеджер Международной корпорации по освоению нового балтийского шельфа, на автомате, бессознательно, пнул ногой одного другого, третьего. И, обмирая, понял, что это уже трупы, раз не шевелятся и не стонут. И тут же с ужасом осознал, что наследил на паркете, вступив в скользкую лужу, невидимую в темноте. Стало ясно, что теперь он обречён, именно на него всё это повесят. Ведь ни алиби, ни свидетелей. Никого вокруг.
Зря он так думал. Неслышными шагами к нему, остолбеневшему от ужаса, приблизилась сзади тёмная, гибкая, женственная фигурка. Раздался лёгкий, негромкий хлопок, и на правом виске у падающего Семёна появилась маленькая точка. Нагнувшись над ним, девица вложила в его руку пистолет «оса» и неслышно и невесомо выскользнула за дверь.
69. Детство Тёмы
Уже довольно давно он едва держался на ногах, но продолжал фанатично снимать, всё реже используя дорогую оптику Nikon, ведь это требовало явных усилий. Зато смартфон после любого аппарата казался невесомым. Но и качество было уже не то. Фотосъёмка уже не была неспешным и вдумчивым трудом художника. Это было нечто качественно иное: быстрое прочтение бытия. Да и само бытие давно ускорилось. День словно бы стал короче, и только ночь ещё порой медленно влачилась и обволакивала сознание, как осенняя туманная кисея. Постковидное состояние, – утешали его друзья. Пройдёт. Он никогда не был женат. Попросту некогда было. Ведь жил как челнок, снующий по мере технической необходимости. Частые командировки от края до края сначала страны, а потом и планеты, давали богатую пищу и для заказных фоторепортажей, и для творческих побед. И вот эту быстротекущую жизнь словно бы кто-то поставил на тормоз. Ну, это как если бы состарившийся актёр Джереми Айронс делал бы сейчас то же самое, что делал в молодости в фильмах как главный англосаксонский секс-символ, но теперь уже только одними глазами. Потому что другие нужные органы отказали. Допустим, ноги. Или руки. Но только бы не глаза. У него всегда было прицельное орлиное зрение. Своего условного суслика, читай: удачный кадр, он видел издалека и не мог промахнуться. Идеальный глазомер – дар природы. Все стены его двухкомнатной, ещё советских времён, квартиры были закрыты стеллажами, на которых в больших офисных папках хранились прозрачные кассетники с фотонегативами – от самых ранних, ещё детского периода, когда он занимался в фотокружке Дома пионеров, до самых последних – на грани веков, перед цифровой фотореволюцией. Он никого не ждал, не любил, когда мешают заниматься составлением фото альбомов. Именно этим он сейчас, в самоизоляции, и увлёкся, всерьёз задумав серию «Фотоэпоха от Царя Гороха и далее везде по фотоборозде». И первый том «Детство Тёмы» был уже почти готов, когда в дверь однажды позвонили.
«Майор Ребров, ФСБ», – сказал молодой человек в чёрном длинном пальто и показал корочки. «Ребров… А почему не Петров? – усмехнулся Тимофей. – Чем могу служить?» «Ключевое слово “служить”, – улыбнулся визитёр. – Вы позволите войти?» Разговор был коротким, но, как говорится, горячим. Спецслужбы прислали гонца точно по адресу. И слепой бы давно увидел, что
