Термитник 2 – роман в штрихах - Лидия Николаевна Григорьева
Она ещё не знала, что скоро закроются все створки её житейской раковины, и она окажется запертой в ловушке многомесячного ковидного карантина. Этакая «китайская пытка» для любительницы всего китайского.
И вот тут автор надолго оставил(а) свою героиню наедине с собой и своими воспоминаниями о непонятной и никем не разгаданной кончине её возлюбленного, великого гитариста Самоеда, в окружении летающих лис, собак и мышей. Загадкой было уже то, что так высоко они не могли залететь, не дано. Значит, говорили эксперты-зоологи, они, эти фанаты музыканта, работавшего на грани ультразвука, могли проникнуть к нему в номер по воздуховодам и шахтам лифтов, коих в этой знаменитой Шанхайской башне было не менее сотни. Великий гитарист никогда не был женат, но она, Света Грибоедова, любила его и много лет была ему «подругой жизни» без всяких обязательств. После его странной гибели в этой китайской гостинице, в этом же номере-люкс с круглой кроватью и зеркальным потолком, она и стала почти сразу покрываться этой странной зелёной коркой, словно она не нежная фемина, а экзотическое дерево. И вот теперь древняя китайская медицина указала ей простой и ясный путь к возврату в человеческое обличье. Именно в эту клинику два года назад и привезли бесчувственного Самоеда. И, как ей сказали сейчас китайские врачи, когда музыкант ненадолго вышел из комы, он произнёс запекшимися губами: «Света… мне не хватает… Света…» И она поняла это как его странное и позднее признание в любви.
65. Золотая пчела
«Это только кажется, что от нас с тобой ничего не зависит, господин хороший. Вот, посмотри, на этой солнечной лужайке пчёлка золотая вокруг нас барражирует и жужжит. Может, она самая последняя на земле. Не шучу, кстати. Или вот жучок, странный на вид, железными клешнями жирный стебель подгрызает. Сколько их таких в мире осталось, никто не знает. И это не нашего ума дело, или как? Сам-то ты что думаешь? Ты же недавно крещение принял у евангелистов этих – скакунов! Хоть как-то же должен был уверовать в волю Божью? Почему же чек подписать не хочешь для нашего фонда «Золотая пчела»? Ведь земля без этих малых существ погибнет, сады цвести перестанут! Ой, забыл. Ты же всегда был жадноватым. Ещё в школе у тебя бывало, хоть умри, ни кусочка булочки не выпросишь.
Ну и как мне теперь прикажешь в нашем Фонде по спасению насекомых отчитаться за эту поездку? Ведь мне на последние деньги билет купили на этот твой сраный Бора-Бора, размером с носовой платок! Ну, чо орёшь как резаный? Чек подпиши, одноклассник! Ты чо? Ты чо, совсем? Очнись!»
Кто же знал, что у «господина хорошего», как в шутку звал своего школьного друга биолог Миша Поздняков, прилетевший к нему в Полинезию из Москвы, с детства была жестокая аллергия на укусы пчёл. Миша похлопал его по раздувшимся мгновенно щекам. Попытался дышать рот в рот. Кому звонить и куда бежать из этой океанской виллы на сваях, он не знал.
А сказать, что это была последняя пчела на океанском острове для очень богатых землян из золотого списка Форбс, сбежавших в тропики подальше от цивилизации и налоговых поборов – не сказать ничего.
66. Внутренний лёд
Ей не повезло с внешностью: она долго раздражала людей роскошью своего цветения. Особенно, можно было подумать, женщин. Но и паче того – мужчин. Видно же было с полувзгляда, что не по карману, что слишком дорого обойдётся. И не в смысле денег, нет. Она была из обеспеченной, но довольно беспечной семьи компьютерных гениев, лишённых эстетического обоняния и вкуса. Ни пышная каштановая грива волос, ни бездонная бирюза глаз их единственной дочери, ни мрамор всегда прохладной кожи, не цепляли родительский глаз. Ни на что им не намекали. Носит пятёрки из элитного лицея, и ладно.
И да, она была от природы холодна и фригидна и, на беду свою, излишне романтична. И умные взрослые мужчины с полунамека понимали, сколько лет и зим, сколько драгоценного и невозвратного времени они должны будут потратить, чтобы растопить этот прозрачный и невидимый внутренний лёд. И отступались.
А этот маленький, кривоногий, рано облысевший, быстроглазый и сутулый, похожий на колдуна из сказки, аспирант отца не отступился и словно взаправду околдовал. Словно исхитил её единожды дрогнувшее сердце, и увёз за тёмные леса, высокие горы и морские просторы – в пустыню Сахару, в свой белый, словно сахарный, просторный дворец, где она стала его самой любимой и желанной, молодой четвёртой женой. Её внутренний лёд и прохладная даже в жару кожа были для него экзотической приправой в жаркие ночи любви. Вернее, в полуденный зной, когда в его маленьком окраинном Эмирате всё замирало, погружалось в послеполуденный сон, и казалось, что даже птицы в эту пору засыпают на лету.
И вот тут автор засомневался, что это правильное развитие событий в судьбе ни в чём не повинной красавицы. Особенно неповинной в редкой красоте. Ну, пусть уж тогда муж её, совсем уж неприглядной наружности, окажется великим арабским учёным, а не просто наследником небольшого эмирата. И пусть она окажется его первой и единственной женой. Ведь она не простая московская девушка, у неё, кроме красоты, образование есть. И пусть её муж станет основателем института нанотехнологий в этой своей, ну, не Сахаре, так аравийской пустыне. И так, и так вертел(а) автор эту матрицу. А ничего хорошего из этого не выходило. Час от часу не легче, оказался наш колдун, закончивший аспирантуру в Сколково, наследным совладельцем большого игорного кластера. А поскольку азартные игры в мусульманских странах запрещены строгим кораническим законом, то прикупил он дворец в Монако. Да и перебрался туда вместе со своими жёнами. Новое дело потребовало от нано-эмира больших затрат и вложений. Вот и продал он за долги нашу холодную красавицу в гарем своего дяди. Но она этого даже не заметила, потому что ей было всё равно.
«Какая-то получилась восточная сказка наоборот! Ни любви, ни эротики, ни сексуальных утех! Одни неустройства…» – недовольно подумал(а) автор. И решил(а) поставить точку, пока не поздно.
67. Музыка
Да… Поль Мориа… Токката… И ей захотелось, чтобы прошелестел солнечный, свежий, наполненный запахами цветущих лугов ветер, зашевелились травы, забурлили чистые воды. Чтобы на берег реки вышли олени, а рыбы подплыли к
