Год без тебя - Нина де Пасс

но что-то не так. Внезапно в глазах у меня резко проясняется, каждое шевеление происходит будто в высоком разрешении. Я поднимаю руки и тянусь к ней, но, очнувшись, она отстраняется от меня. И тогда я замечаю. Одна рука у нее кровоточит, длинные алые струйки сбегают из глубокой, обнажающей кость рваной раны от кисти до локтя. Я осматриваю себя, ожидая увидеть идентичный порез – который так хорошо мне знаком, – но не нахожу его.

Пайетки тускнеют, их заливает кровь. Я не могу понять, откуда она течет. Перевожу взгляд на собственные ладони – изуродованные, деформированные. В тот же момент я чувствую, как все движется, мои ноги изогнуты под странными углами, во рту вкус крови – рот полон крови. Я в отчаянии смотрю на Джи, надеясь на помощь.

Ее губы шевелятся, и слова ее – злые, беспощадные – врезаются в меня на полном ходу: «Это твоя вина…»

И тут включается обратная перемотка – мир возвращается на круги своя. Машина снова встает на колеса – мы больше не висим вниз головами. У меня на глазах разбитое стекло срастается обратно. Пайетки снова прицепляются к платью – ее платью. Мое тело выравнивается. Дверь сбоку от меня разглаживается, сама собой избавляясь от вмятин. Что-то жутко шумит, как будто сминают металл. Горящие фары уползают обратно вдаль. Время замирает. На дороге пусто.

Я слышу эхо, снова и снова. Угроза, заявление, предостережение. Это твоя вина. Это твоя вина. Это твоя вина.

А потом все запускается снова. Нас опять окатывает светом фар, и я бросаю на Джи последний взгляд, прежде чем все разбивается вдребезги.

Я открываю глаза и, задыхаясь, сажусь в кровати. Инстинктивно проверяю ладони. Целые, ни царапины. Это мои ладони, не ее. Я вылезаю из постели и спускаюсь вниз.

Спать я больше не могу.

И больше не могу вдохнуть.

18

В ванной комнате я опускаю лицо в наполненную ледяной водой раковину, надеясь окончательно прогнать желание снова лечь в кровать. Не хотелось бы вернуться в тот же сон, особенно в такой непривычный. Я выныриваю – щеки румяные, их пощипывает, и, кажется, я почти готова расплакаться – такого ощущения я не испытывала уже несколько месяцев. Помимо прочего я не понимаю, почему так расстроена этим новым сном. Разве не этого я хотела изначально? Разве не я все время твердила, что должна была оказаться на ее месте? Почему этот вариант реальности привел меня в такой ужас?

Та, кого я вижу в отражении зеркала над раковиной, вызывает у меня отвращение: ей страшно. Страшно обнаружить себя на месте Джи. Испытать участь, которую она заслужила той ночью. Не могу больше на нее смотреть.

Уже далеко за полночь, но, несмотря на это, Гектор в общей комнате, на нем верхняя одежда. Он стоит на цыпочках у пожарной двери рядом с эркерным окном и с чем-то там возится. Услышав меня, он опускается на пятки.

– А, это ты, – говорит он и, заметно расслабившись, возвращается к своему занятию. Тихо скрежещет металл, и Гектор продолжает: – Я, конечно, всегда рад тебя видеть, но позволь спросить, что ты здесь делаешь в столь поздний час?

– Не спится, – отвечаю я – вялая попытка казаться равнодушной.

Он замирает – руки подняты к верхней планке дверного косяка. Но в конце концов произносит:

– Добро пожаловать в клуб.

Рукава его куртки сползают до локтей, открывая вид на черную линию, выбитую у него на предплечье. Пару секунд я разглядываю его, обдумывая, не вернуться ли в спальню. Любопытство берет надо мной верх.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь отключить пожарную сигнализацию, – отвечает он, и тут раздается громкий щелчок. – Готово, – добавляет он и в качестве подтверждения своих слов открывает дверь.

В комнату врывается шквал морозного воздуха. Гектор жестом приглашает меня на небольшой металлический балкон, который виднеется за дверью.

– Хочешь со мной? На твоем месте я бы захватил пальто.

– Оно в спальне, – говорю я, глядя на свои леггинсы и толстовку, и ежусь от холода, который успел заполнить комнату.

– Просто накинь одно из тех, – говорит он, указывая на ряд крючков за дверью, на которых висят пальто с эмблемами школы. – Они общие.

Я выбираю самое пушистое и вслед за Гектором выхожу на балкон, который оказывается вовсе не балконом, а площадкой между двумя пролетами металлической лестницы, ведущей на крышу. Гектор подпирает дверь тонким учебником, чтобы та не захлопнулась, и мы, стараясь ступать беззвучно, крадемся наверх.

Огромные снежинки порхают вокруг нас, садятся мне на щеки. Кажется, что должно быть темнее, но позади нас тускло блестят золотые купола на крыше, отчего тьма выглядит не такой уж плотной.

– Тебе, видимо, жить надоело, – бормочу я, плотнее запахивая пальто, когда мы добираемся до верха.

Гектор задорно вздергивает бровь.

– Бодрит, правда?

Ступеньки выводят нас на маленькую террасу, прячущуюся на крыше между двух золотых куполов. Я едва не теряю равновесие, но Гектор вовремя подхватывает меня под руку. Я напрягаюсь при этом прикосновении, и он, словно предугадав мою реакцию, быстро отпускает меня – но это ощущение уходит не сразу.

– Туда не наступай – там ледяная корка, – говорит он тише обычного. – Во время первой вылазки сюда я убедился в этом на своей шкуре.

Я тупо киваю, щеки горят от мороза.

– Тогда куда мы пойдем?

Он показывает на невысокую стенку, отгораживающую террасу, садится на нее и свешивает ноги. Он отодвигается в сторону, чтобы места хватило и мне. Я копирую его позу – сажусь на стенку и для равновесия пристраиваю ноги на черепице, а терраса остается сзади. Стенка – самая высокая точка на черепичной крыше, которая от нее спускается к земле. Одно неверное движение – и мы рискуем рухнуть вниз, прямо во двор.

– Хочешь обсудить то, что лишило тебя сна? – спрашивает он.

– Не сейчас. – Вряд ли для этого когда-нибудь найдется подходящий момент, но я не хочу вести себя недружелюбно – особенно если учесть, сколько он для меня уже сделал. Больше, чем сам осознает. – А ты?

– Однозначно нет.

Где-то в глубине себя я нахожу силы на скромную улыбку, и он реагирует симметрично.

– А как же неприглядная правда и все такое?

– Всему свое время и место, Калифорния. Всему свое время и место. – В темноте он жмурится, смахивает снег с ресниц. – Мы с тобой все время сталкиваемся в неподходящие моменты. Как будто в резонанс какой-то вошли. Если только ты меня не преследуешь. Полагаю, мое ночное одеяние тебя решительно пленило?

Я