Люди, которых нет на карте - Евфросиния Игоревна Капустина

После раздачи пасты и щёток собрались уходить вместе с легендарной челюстью. Девочка лет десяти дёрнула Марию за рукав и шёпотом спросила:

– А можно мне взять вторую пасту для моего брата?

– Сколько твоему брату лет?

– Семь.

– Почему же он не пришёл в школу?

– У него рюкзака нет и тетрадок… Поэтому он маме помогает дома.

Мария выдала девочке пасту, щётку и картинки для брата.

– Обязательно расскажи ему про бактерии!

Дети всё услышали, и вокруг зашумели голоса:

– А мне можно ещё? Для двух братьев! Для сестры!

Раздали ещё несколько наборов и картинок, почти каждому из ребят.

Пошли обратно, периодически оглядываясь на окрики, – это они махали и кричали нам вслед, пока мы не свернули по осыпающемуся берегу за стену тропических зарослей.

Как-то незаметно разговор за понедельничным завтраком с медицины и образования перешёл на религию, не спрашивайте как – не знаю.

– Тебе грустно здесь без твоей церкви?

Мария, наш врач, – католичка. В Никарагуа в основном строятся церкви двух религий: католические и евангелические. В нашей деревне есть церковь евангелистов, и при ней в пластиковом доме живёт пастор. Большая часть живущих в Ла Сальвии либо вообще не исповедуют никакую религию, либо ходят в эту церковь и становятся евангелистами. Тех, кто до переезда сюда исповедовал другую веру и держится её здесь, – единицы. Одна мусульманская семья да три католических.

Мария оставляет попытки отрезать пористый солёный сыр ровным кусочком, высыпает сырное крошево на тортилью, смотрит мимо меня в окно. Наконец отвечает:

– Да, мне грустно без церкви. Последний раз была там больше четырёх месяцев назад.

– И мне тоже грустно. Я ещё дольше не была, уже полгода почти.

Смотрим друг на друга сочувственно.

Чтобы побывать в своей церкви, Марии нужно потратить на дорогу больше пяти часов в одну сторону. Мне, правда, в шесть раз больше времени понадобится, в Никарагуа ни одной православной церкви нет. Только в Россию или в Гватемалу ехать разве.

– Мария, а ты для чего ходишь в церковь?

– Когда я выхожу оттуда, я чувствую себя яблоком, которое готово укатиться, куда угодно Богу, и прорасти огромным красивым садом. Вот сейчас, без моей церкви, я чувствую себя сухой шкуркой без внутренностей и семян. А ты для чего?

– Когда я молюсь в церкви, то чувствую себя в безопасности. А ещё мне важно знать, что в мире есть место, в которое можно прийти любым, и меня там любят, Бог любит.

– Да, нужно знать, что тебя где-то любят, чтобы не страшно жить было.

Пока мы далеко от наших церквей – подпитываемся от того, что доступно. Таких вот разговоров, например. Вечером в комнате мы уже не прятали друг от друга под подушки телефоны. Из телефона Марии звучала католическая вечерня, а из моего – православный канон Великой Субботы. И мы чувствовали себя яблоками. И нам было не страшно жить.

Очень мне нравится делиться своими планами с Марго. Нравится не только потому, что она восторженно и внимательно всё выслушивает, но ещё и потому, что непривычно активно поддерживает. Вот вчера идём с ней по мокрому пляжу, пинаем закатный апельсиновый воздух и болтаем о планах на ближайшую жизнь.

– Очень хочу сходить в джунгли, отыскать коровье пастбище.

– О, супер! Завтра выходной, давай с утра туда вместе сходим.

– Слушай, я знаю только направление, очень приблизительно, и как далеко – не знаю. И, говорят, там можно встретить ягуара, ты не должна рисковать собой.

– Ладно, значит, возьмём нож на этот случай и пойдём с ножом.

В итоге решили, что нож – это не особо гуманно по отношению к ягуару, и вообще мы не похожи на женщин, которые смогут с ним справиться. Так что пошли в джунгли без ножа.

Шатались по зарослям лиан и всякой растительности около трёх часов. Ягуара не встретили. Зато встретили двух девочек с огромными шоколадными глазами и болтливыми языками. Позволили им завести себя километра на три в сторону от нашего основного маршрута – воды попить в домишке у одной бабушки, очень уж они хотели пить и заодно нас познакомить с хозяйкой. Та предупредила, чтобы дальше по тропе мы не шли – опасный участок с большими бешеными собаками. Убедили девочек повернуть назад, на знакомую тропу и никуда больше сегодня не сворачивать. Встретили полчища огромных чёрных муравьёв – остановилась на секунду, и мои тапки оказались атакованы несколькими десятками чёрных точек. Вытряхнула, но покусать успели – до волдырей. Встретили костлявую лошадь с вылинявшей коричневой шерстью и кровавой раной на месте седла – хозяева выслали её в джунгли залечивать рану. Здесь так делают. Дома лечить животное у местных нечем, а в джунглях и еду сыскать можно, и червей да мух, которые наложат личинок в мокнущую рану, вытянут гной – и животное через несколько дней вернётся домой здоровым.

Пастбище в итоге не нашли. Зато, кажется, нашли себе двух новых подружек. Всю дорогу они притаскивали нам цветы, следили, чтобы на деревьях не было змей и чтобы колючие лианы не хлестали по нашим лицам – предупреждали всякий раз. Показали траву, которую их семья готовит, когда заканчиваются рис и фасоль. Показали кобо – что-то жёлтое, размером с крупную ягоду крыжовника, а по вкусу – между хурмой и лимонной корочкой.

Попрощались с новыми знакомыми, не доходя до деревни, – их дом несколько поодаль, в глубине джунглей. Завтра вечерком в гости к ним пойду, напросилась внаглую.

Спрашиваете, как я справляюсь со всем, о чём пишу здесь. Так и быть, поделюсь.

Я встретила мужчину, с которым мне неожиданно для себя понравилось заигрывать. Мы видимся с ним каждые два вечера, а случается, что и каждый вечер.

Я убегаю от него по мокрому вулканическому песку, но убегаю не очень быстро. Позволяю ему догонять и касаться меня. Позволяю ему дарить мне камешки и ракушки. Позволяю себе капризничать рядом с ним, выбрасываю те ракушки, которые нравятся меньше других, и требую новых, самых лучших. Позволяю себе дуться на него и даже иногда драться с ним. В шутку, конечно. Позволяю себе падать на его могучие руки и позволяю ему относить меня куда вздумается.

Я знаю, что нам осталось уже совсем недолго быть вместе, и от этого как-то щекотно и озорно внутри.

Все называют его Тихий океан. Но я зову его Бушуйка. Мне можно.

Ну, а теперь серьёзно. Я не справляюсь ни хрена.

Точнее, так.