Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина
Марица снова поправляла у зеркала прическу, но смотрела не на себя. В зеркале она видела Савву, восторженно смотревшего на ее отражение в зеркале, ей на мгновение показалось, что он и на себя поглядывал. Улыбка слетела с лица Марицы, когда она заметила отражение ВВС, смотрящего на нее исподлобья. Стоял он боком, с другой стороны от Саввы и что-то вертел в руках. Потом он повернулся и на мгновенье ей показалось, что они встретились глазами в зеркале. Марица специально сразу не обернулась, спросила что-то у Марфы. Пока Марфа тараторила, ВВС неловко кивнул Савве, пустил какую-то шутку, от которой Савва громко захохотал, закинув голову. Сестры одновременно обернулись. ВВС уже выходил из комнаты. Марице хотелось пойти за ним, побежать, чтобы все, включая сестру и Савву куда-нибудь исчезли хоть на мгновение. Но нет, вместо этого, к ним вплотную подошел Савва. Тот давно хотел сказать что-нибудь о ее внешности, и вот пришел тот момент. Он буквально подкатил к ней и непроизвольно прижав руку к сердцу, выдал комплимент:
– Слов нет! Выглядит хозяйка дома, просто сногсшибательно, правда друзья? – он обратился к Марфе и входивших в комнату Артуру с Ириной. Те хором подтвердили мнение Саввы. Марица, рассеянно улыбаясь, всех поблагодарив, позвала к столу.
– Что-то ты, Марица – джан, вроде невеселая, – обняв, повел ее к гостям Артур. – Ты давай, больше смейся, нос к верху. А, если кто тебя обидел, только скажи своему другу, то есть мне…
Марица его не слушала. Сняла руку с плеча. Кивнула в сторону Ирины:
– Смотри, девушка скучает, а тебя нет рядом…
ВВС стоял чуть дальше и молча улыбался. Жена его, Бэлла, во второй раз сделала комплимент прическе хозяйки. Сказала, что всенепременно завтра же тоже отрежет свою гулю, которая ей изрядно надоела. И почему она раньше об этом не подумала?
Марица с Марфой расставляли заново помытые тарелки.
– Уважаемые леди и джентльмены, – вдруг сказал Артур – любитель выражаться высокопарно, – прошу всех наполнить бокалы. У меня есть тост.
Джентльмены дружно налили подругам и себе. Стоящий во главе стола, Артур, всех поторапливал. Затем подошел с бокалом к Марице и глядя ей в лицо, сказал:
– Предлагаю тост за хозяйку нашего застолья, уважаемую Марию Степановну! Умницу и красавицу! Любящую жену и добродетельную мать!
Артур склонился и поцеловал ей руку. От неожиданной его галантности, Марица покраснела. Все зааплодировали.
Костас подошел к Артуру, похлопал по плечу и, обращаясь к гостям, как бы более подробно представил им:
– Артур – наш давний друг. Я его знаю еще с тех пор, когда он только начал работать простым зубником. А теперь, смотрите, добился уважения, поставили его заведующим целой зубной поликлиники. Так держать, молодец! Обращайтесь к нему. Он всегда поможет. Зубы – дело серьезное! – сказал он и почтительно пожал ему руку.
Артур обнял его:
– Правильно мыслишь, Костас: зубы всегда должны быть на первом месте у человека!
– На первом? – Костас, прижатый к зубнику, потеряв равновесие, чуть не свалился. Выпрямившись, сострил. – А я-то думал, на первом месте должно быть совсем другое…
Прислушивающиеся к разговору, засмеялись. Савва громче всех.
* * *
Марица с Марфой опять хлопотали с закуской. Народ шумно радовался пополнению гостей. ВВС и Беллу посадили рядом с Виноградовым и его женой на почетное место во главу стола. Савва сел на свое место. Зина где-то еще ходила. Потом она появилась с женой Степана Сергеевича, обе веселые и чем-то довольные. Они заявили, что хотят танцевать. Им предложили сначала выпить и закусить. Через минут сорок, Крупицына с Зиной первые встали из-за стола, завели пластинки и под пение Ободзинского, Ведищевой, Пугачевой, Пьехи, Кристалинской и Магомаева, все до одного выплясывали пока не выбились из сил. Савва танцевал по очереди: то с Зиной, то с Марицей. Иногда с Марфой, чтоб никто ничего, не дай Бог, не подумал. Марфа и так стала на него с хитрецой посматривать. «Только этого не хватало», сердито подумал Савва. Для отвода глаз поговорил с ней о том о сем. Старший сын Марфы уже год служил на Дальнем Востоке.
– Представляешь, прислал письмо, что собрался жениться. Ужас! – возмущалась сестра Марицы.
Савва, лишь бы что сказать, возразил:
– Он же служит, значит зрелый парень. Захочет жениться, что-ж, значит, пора.
– Пора! Скажешь тоже! – возмутилась Марфа. – Пацан он еще, в голове ветер гуляет.
– Такуж и гуляет?
– Да нет, Петя хороший мальчик, – начала она, но тут музыка закончилась. Марфа продолжала стоять около Саввы и излагать мысли по поводу проблем своих детей. Марица пришла на выручку.
– Так, ребята, уже два часа ночи. Давайте опять сядем за стол, подкрепимся, поговорим. Нас ожидает десерт. Она позвала Марфу помочь кое-что убрать со стола и поменять посуду. Гости опять зашумели, задвигали стульями, рассаживаясь и не переставая разговаривать.
Полковник Кохан и зубник Атакян балагурили, сыпали анекдотами и народ смеялся, чуть ли не задрав ноги кверху. Каждый старался рассказать какой-нибудь убийственный анекдот. Но лучше Артура Ованесовича никто не мог рассказать – что значит армянин!
– Ну ты и молодец! – восхитился Костас. И где ты так научился?
– Я ж из армян, слушаю армянское радио. Вот так и научился, – ответил, прищурившись, зубник, – а то, как же?
– Я тоже знаю один анекдот, – сказал Костас. Он прилично нагрузился свое любимой медовухой и уже около часа в основном молчал, поглядывая то на одного, то на другого гостя.
– Ну, ну, Константин Харлампиевич, давайте! – стали просить его гости.
Костас откашлялся и начал:
– Приходит однажды мужик – казах домой с любовницей и говорит жене:
«Айгуль, можно мне со Светом спать?» А та отвечает: «Можно, если хочешь». Тогда мужик говорит: «Конечно, хочу! Заходи Света!»
Все засмеялись, хотя многие слышали этот анекдот от него не один раз. Костас, подперев, голову рукой, оглядывал хохочущих:
– Так вот бывает, – принялся он объяснять свой анекдот, – жена думала свет электрический, а это оказалась живая Света. И так бывает. Вот так-то.
Он смотрел на всех веселыми, сонными глазами и вдруг оживился.
– А давайте споем, – предложил он, – где кеменже?
Харик сразу отозвался:
– Здесь, здесь, куда он денется от меня, – и, нетвердой рукой, звучно запиликал на своем инструменте.
– Давайте, будем, друзья мои, греческие песни петь. – Костас устремил свой взгляд на Савву. – Ты помнишь песню «Панайя му», которую мы пели в детстве? Ходили колядовали по дворам и пели?
– Как мы с тобой ходили, помню, но слова, наверно, не вспомню.
– Вспомнишь. Слушай и все вспомнишь.
Кеменже запело густой, зычной мелодией. Костас запел, ровным,