Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

И очень хотелось хотя бы услышать голос младшей дочери. Зинаида надоумила его переговорить с Женечкой по междугородней связи:

– Саввочка, ну, если ты так страдаешь, так тебе хочется услышать ее, закажи переговоры, может, тебе полегчает. Савва благодарно посмотрел на нее.

– Неплохая идея. Переговорный пункт около рынка, если я не ошибаюсь.

– Хочешь, я съезжу, закажу на конец недели?

– Давай. Где-нибудь вечером, в субботу.

Весь рабочий день, перед субботой Савва обдумывал, как и что сказать своей младшей дочери. Она уже взрослая девушка, семнадцать лет. Наташа говорила, Женя очень красивая, красивше всех из троих дочерей. Савва помнил ее сильно загорелую, черноволосую, шуструю девочку – семиклассницу. Теперь, конечно, взрослая девушка. При встрече скорее всего бы не узнал. От этой мысли Савва, как-то похолодел, потом взмок, кольнуло сердце.

Переговоры он прождал часа полтора. Все это время ждал каждую минуту его вызовут и он, готовясь к разговору, несколько раз прочищал горло. Когда его, наконец, вызвали пройти к переговорной кабине, он еле шевелил языком, первые слова прозвучали совсем невнятно и коряво. Но долго говорить не пришлось. Женя отвечала на вопросы сухо и жестко. На его слова, что он скучает по ней, он услышал категорическую, как будто заученную отповедь, что она его за отца не признает, потому что бросил ее, оставил без отца тогда, когда он ей больше всего был нужен. Бросил мать, хотя мог бы этого не допустить. Он захотел быть счастливым, но зато сделал всех остальных несчастными. У Саввы натурально пересохло во рту, когда услышал убийственные слова: «Папа, нам не о чем с тобой говорить. Чужие мы».

Он не успел открыть рот, как она уже положила трубку. Савва держал телефон у уха и слушал гудки, наверное, минут пять. Внутри его все сжалось, как от удара, ощутимого удара под лопатку. Он почувствовал там жжение, дошел до скамейки и сел отдышаться. Савва почувствовал, как собственное лицо покрывается бледностью. Он закрыл глаза. Людей было полно на переговорном пункте, никто не обращал на него внимания. Воздух в помещении был не свежим. Савва собрался с силами и вышел на улицу. Сел на лавку. Минут через пятнадцать ему стало легче дышать, и он медленно побрел к остановке. Ни о чем не хотел думать. Только бы добраться до дома. Из-за угла выскочило пустое такси, и он успел его остановить. Домой подъехал уже в нормальном самочувствии. Никто б и не подумал, что полчаса назад, он был в самом своем худшем состоянии. Он испытал боль и страх от такой боли, как перед смертью. Зинаида спросила, как прошли переговоры, он ответил, что разговор был неприятным и он не хочет об этом сейчас говорить. Зинаида испуганно на него посмотрела:

– Кушать будешь вареники?

– Нет.

Такого еще не было, чтоб Савва отказывался от вареников.

– Приготовить тебе постель?

– Да, не мешало бы мне прилечь.

Было уже десять часов вечера, девчонки сидели у соседей, играли в лото.

От стресса или еще от чего, Савва почти мгновенно заснул. Зинаида пошла за девчонками, чтоб шли спать и не разбудили отца.

Но он, обычно, чуткий, и не думал просыпаться. Уже к утру, вдруг у него сильно защемило сердце, он заворочался, сел в кровати. Зинаида проснулась, спросила, что с ним. В конце концов, она вызвала скорую. Врач Адлерской скорой помощи сказал:

– Ничего я у вас не нахожу. Сердце работает, как мотор. Сейчас я сделаю вам укол. А завтра сходите к своему участковому, пусть сделают кардиограмму. На всякий случай.

Зинаида робко спросила:

– А на работу можно не выходить?

– Как хотите, но бюллетень я выдать не могу, – последовал ответ доктора и с тем он удалился. Лицо его выражало недоумение: как можно беспокоить занятых людей по пустякам. Подумаешь, кольнуло сердце!

Назавтра Савва пошел на работу. Погода была яркая и солнечная, совсем не февральская.

«В Джамбуле в это время тоже бывают такие теплые дни, – думал он, – но разве сравнишь какой воздух здесь и там. Здесь он такой мягкий и пахнет морем. А там сухой и пахнет Химзаводом. А на небе нередко какие-то оранжевые облака».

Он вспомнил, как однажды он, в окружении своих детей, разговаривал у ворот дома с соседом, вдруг старшая, Наташа, стала дергать его за рукав и кричать, чтоб он посмотрел на небо. Савва поразился, когда увидел оранжево – красную светящуюся дугу на пол неба, видимо, далеко от химзавода. Дуга расплывалась по небу колпаком над окраиной города на расстоянии несколько сот километров, в виде радуги, стояла минут восемь и, наконец, исчезла. Что это было? Бог его знает… Говорят, что это, скорее всего, проходили очередные ядерные испытания под Семипалатинском. Ведь это не близко. Неужели оттуда могло дойти такое свечение до самого Джамбула? Такой картины Савве больше нигде и никогда не пришлось увидеть. Красивая и пугающая картина, но сколько вреда природе и человеку было нанесено в тот десятиминутный момент – никто не знает.

«Какое счастье, что я там не живу!» – и мысль, что его врагиня, его мучительница живет там тоже не радовала его. – Конечно, это она настроила Женечку против меня. Ничего, пройдет время, дочь повзрослеет и поймет, кто во всем виноват. Бросить мать она, конечно, не бросит, но приедет сюда, не ко мне, так к сестрам. По крайней мере, Наташа и Катя понимают, что не во мне причина развала семьи. Я старался, терпел сколько мог. Сердце себе надорвал. Сегодня ночью было совсем плохо, думал – хана! Но Бог смилостивился».

Он вспомнил старшую дочь и ее просьбу помочь… Странно, когда она попросилась к нему пожить, он как-то встретил ее желание без энтузиазма. Теперь, кстати, пожинает плоды: дочь сменила теплое отношение на холодное. А, вот, если б Женечка собралась приехать, он бы разбился бы, но прописал ее! Покопавшись в своей душе, он понял почему: хотел больнее досадить Ирини: ведь Женя – ее любимая дочь, ну и он сам ее любил больше других: как никак – самая младшая.

Телефонный разговор с младшей дочерью, конечно, был тяжелым, но Савва считал, что Женя еще молода и не все понимает: еще год – два и ей все станет понятно. Однако сердце его говорило: «а, может, и нет».

* * *

Был тихий февральский вечер. Снега почти не было. Только по обочинам дорог еще можно было увидеть твердый ноздреватый почерневший снег. Дороги были влажными, местами