Циньен - Александр Юрьевич Сегень
В августе прибыли в Читу. Там в женском Покровском монастыре гробы открыли. Все в восторге говорили о том, что Елизавета Федоровна не подверглась тлению, слышали от ее мощей благоухание. А отец Лаврентий и теперь никакого благоухания не чувствовал, а в лице мученицы видел одну лишь гримасу смерти.
В Чите он пробыл полгода, исповедовал и совершал литургии в Покровском монастыре. Попивал и все пытался вымолить у Бога, чтобы Господь укрепил его.
Зимой 1920 года ввиду продолжающегося победоносного наступления красных тела восьми алапаевских мучеников отправились дальше на восток, в Пекин.
— Нет, не уйдешь от меня! — решил отец Лаврентий и тоже последовал в Китай.
В Пекине его приютили при Духовной миссии, на кладбище которой тела мучеников разместили в одном из склепов. Затем их перенесли в другой склеп, на средства атамана Семенова устроенный в храме Всех Святых, под амвоном.
Так для отца Лаврентия началась китайская жизнь. Теперь он не видел безобразий, подобных тем, что творились у него на Родине, и казалось, душа должна была начать размягчаться. Но и тут он не обрел покоя. Китайцы не нравились ему, раздражали, он видел в них лишь трудолюбивых человекоподобных насекомых. Они не думали о Боге. Ни с любовью, ни с нелюбовью, ни с вопросами, ни с молитвами, ни с непониманием. Никак.
— А эти Тебе зачем? — спрашивал он Бога. — В чем смысл этого многочисленного народа? Может быть, в том, чтобы доказать, как могут люди жить без Тебя?
В сентябре 1920 года декретом Китайской Республики Русская миссия в Пекине упразднилась. Возникло опасение, что власти насильно выдадут большевикам всех русских. Решено было гробы с великой княгиней Елизаветой и инокиней Варварой отправить в Иерусалим. Отец Лаврентий договорился, что тоже будет их сопровождать. Жить в Иерусалиме казалось ему куда лучше, нежели в Китае. В конце октября поездом отправились в Тяньцзинь, оттуда на пароходе — в Шанхай.
И здесь, в Шанхае, отец Лаврентий сразу отметил дочку генерала Донского, увидел в ней чистоту и непосредственность. Она и исповедовалась ему совсем не так, как другие. Как-то просто, по-детски.
— Скажи мне, чистая дева, — обратился он к ней решительно. — Вот все говорят, что от гроба великой княгини Елизаветы исходит благоухание. Скажи честно, ты его чувствуешь?
— Чувствую, — простодушно, без пафоса ответила генеральская дочка. — А вы разве не чувствуете?
— А какого рода сие благоухание? — спросил священник.
— Ландышами. Как бывает, когда у нас в России идешь по весеннему лесу и вдруг еле слышно услышишь тонкий аромат ландышей.
И в ту же ночь отец Лаврентий увидел чудесный сон: великая княгиня Елизавета в красивом белоснежном апостольнике и сама дивно красивая, какой и в жизни-то не была, подошла к нему в храме и, источая тонкое благоухание весны и ландышей, сказала: «Слушай, поп Лаврентий, оставь меня в покое! Хватит таскаться за мной по пятам. Господь с тобою. Останься в Шанхае. Крести китайцев. Хоть одного покрестишь — и то Богу подарок. Да не пей больше, батюшка!» И ни слова в ответ на все его накопившиеся вопросы! Повернулась и ушла в некое раскрывшееся светлое пятно.
В середине ноября гробы с мощами Елизаветы Федоровны и инокини Варвары отправились в дальнее плавание — в Порт-Саид, оттуда в Иерусалим, где они и упокоятся навеки на склоне горы Елеонской.
А отец Лаврентий остался в Китае, при консульстве, старался постепенно уменьшать количество выпитого и сильно прикипел душой к девушке, звавшей себя на китайский манер — Ли.
* * *
— Так как же мне быть, отец Лаврентий? — спросила дочь генерала Донского.
Несколько минут назад она поставила священника в весьма затруднительное положение, которое надо было смело разрешить.
— Как быть... Так сразу и не скажешь... — Поп залез всею пятерней в свою густую бороду, словно оттуда хотел извлечь ответ на трудный вопрос. — А помнишь, как ты мне сказала про ландыши?
— Помню.
— Я с той поры иногда во сне чувствую запах ландышей. Запах русского весеннего леса... Послушай, я хочу исповедоваться тебе.
— Вы — мне? — удивилась Ли.
— Да.
— Разве я священница?
— Иному священнику не исповедуюсь, а тебе — хочу. Наберись терпения и выслушай меня.
Видя, как девушке не терпится услышать ответ на ее вопрос, отец Лаврентий довольно быстро, не сгущая красок и не вдаваясь в подробности, рассказал историю своей нелюбви к жене, затем — к Елизавете Федоровне, а затем и к Господу. Ли слушала его поначалу невнимательно, всем своим видом показывая: «Ну скорее же!» — потом вникла, потом прочувствовала и наконец прониклась глубоким сочувствием.
— Что же скажешь мне? Как быть мне, старому? — спросил отец Лаврентий, окончив свою внезапную исповедь.
— Смеетесь? — спросила она. — Какой же вы старый?
— Изволь отвечать на мой вопрос, а тогда я отвечу на твой.
— Что вам делать? А очень просто: исполнить мою просьбу. А тогда к вам все и вернется.
— Ты в это веришь?
— Безусловно!
Он внимательно посмотрел на нее, увидел в ее глазах искренность, и вдруг ему стало необыкновенно легко на душе.
— Ну, вот что, — сказал он весело, — была не была! Если он согласится, мы его быстро покрестим, и сразу же я вас тайно обвенчаю. Как, говоришь, зовут твоего Мяу-Мяу?
— Ронг Мяо.
— До чего же смешные бывают у них имена! Ронг Мяо? В крещении будет Ро-ман.
— Спасибо, отец Лаврентий! — И Елизавета Александровна, радостно подпрыгнув, поцеловала священника в щеку, а ему на секунду показалось, что пахнуло ландышами.
* * *
Выйдя из церкви, Ли нос к носу столкнулась с собственным отцом.
— Ты что, была в храме? — опешил Александр Васильевич.
— Конечно, папа, — засмеялась девушка. — Если я выхожу из храма, стало быть, перед этим я в нем была. Неопровержимые законы физики.
— Но что ты там делала? Доселе я как-то не замечал за тобою религиозного рвения.
— Я исповедовалась.
— Отцу Лаврентию? И в чем же?
— Ты забыл о тайне исповеди.
— Хм, хм... И то верно.
— Но тебе, как отцу,
