Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина
В Осакаровке Кики помогла быстро все распродать. После разговора с сестрой, тяжесть на душе немного спала из-за того, что две дочери где-то далеко, вне ее власти.
– Ну, и правильно, что Наташа уехала, если у ребенка нет возможности устроиться в городе, – говорила сестра, но на самом деле она так не думала и считала племянницу предательницей. Но продолжала убеждать сестру, что все нормально, так и должно было случиться. – Что ж, в самом деле, как ты говоришь, она должна в казахском поселке жить? А, как же замуж выходить, где она встретит суженного?
– Так уж и не встретит…
– Небось, ей обидно, что Катька, младше ее, а раньше выходит замуж. А на Кавказе полно греков. Вот там она точно встретит кого-нибудь. Пора ей тоже замуж. Какие – то поздние у нас с тобой старшие дочки.
– А я и не хочу, чтоб они рано выходили замуж. Мы с тобой вышли по девятнадцать лет и, что видели?
– Да ничего, кроме лиха, – Кики поджала губы, – Аница моя вышла поздно и тоже ничего хорошего. В этой жизни ничего не поймешь! Счастливой надо родиться, вот что.
– Да, это точно…
– Так ты говоришь, что Марфа и Марица, это – те самые наши подруги из Красной Поляны?
– Представь себе! Наташа выяснила. Фотографии прислала. Жаль, я их забыла. Главное, приготовила, положила, а куда – убей – не помню. У тебя сохранились те, которые Марица присылала тебе, где мы у них в гостях?
– Да, – обрадовалась Кики. Есть. Сейчас, найду в старом альбоме.
– В старых фото сестер Ирини сразу узнала их. Сейчас Марфа и Марица, конечно, изменились, но узнать можно. Посмотри, какие ж мы все были симпатичные.
– Да.
Сестры сидели на диване, раздумчиво разглядывали фотографии. Оказывается, не так уж и редко они снимались в их молодые годы. Вот они вчетвером с Ксенексолцей и Эльпидой. Вот три закадычные подруги в шалях и пальто. Попалась фотография Балуевского с Генералом, когда Иван приезжал в отпуск сразу после окончания военного училища. На нем военная форма. Красавец!
– Как Ванька бегал за тобой! – качала головой Кики.
– Хороший был парень, правда?
– Еще какой! Жаль, что руссак.
– Жаль. Но тогда все равно бы за него не пошла. Никто мне не нравился.
– И как мы, бедные, замуж выходили? – сморщила губы Кики.
Ирини махнула рукой, дескать: и не вспоминай.
– А где сейчас Иван?
– Генерал говорит, он служит в Ленинграде. Большой чин у него. Давно не приезжал в Осакаровку. Родня его еще здесь проживает.
– Ну, значит, еще приедет…
В руки Кики попалась чья-то порыжелая свадебная фотография. Ирини с трудом узнавала лица знакомых и родных. Спросила сестру, чья свадьба. Оказалось, соседей Каспаровых.
– А это кто? – спросила она, показывая на толстощекое улыбающееся лицо.
– Дядька Мильдо, не узнаешь, что ли?
– Да ты что? Теперь узнаю. Такой хороший человек был наш дядька, веселый, жизнерадостный. Когда я работала в «Заготзерно», он только нас и веселил. Около него только и слышались взрывы смеха. Как это нам помогало! Жаль, что его уже нет на свете.
– Да… все его любили. Он пережил жену на год. Тяжело переживал ее кончину. Сразу сдал. Сын его возил в Караганду к какому – то профессору, но ничего не помогло. Перестал даже улыбаться. А потом его и вовсе нашли убитым около железной дороги.
– Сволочи! Кому-то он помешал, – Ирини выматерилась.
– Да ладно, успокойся! Сама знаешь, живем среди турков, чеченцев…
– Да… Не знала, что дядь Мильдо так любил свою жену.
– Не то слово! Только про него и про нашего Харика отзываются очень хорошо. Наш – так вообще…, – Кики одобрительно цокнула языком, – молодцы они с Парфеной. Такая хорошая семья – на редкость.
– Да, наш Харик редкий мужчина, – охотно соглашалась Ирини. – У наших греков как: муж гоняет, командует, ходит куда и когда ему вздумается, а жена – сиди дома, за детьми смотри и, чтоб все было убрано, сварено, помыто, постирано. Мой покойный «красавец», – Царство ему Небесное, меня, правду сказать, не гонял, но зато ни разу печь в доме не затопил. Саманы месила, таскала их, стены вместе с ним складывала, штукатурила сама, не говоря уже о ежегодной побелке и внутри и снаружи. А сколько сил унесла моя спекуляция. А без этого, как бы мы смогли долг за дом отдать, как бы Наташку с Женечкой учила?
По мере перечисления всех дел, которые приходилось делать, голос Ирини выказывал все больше и больше негодования. Глаза ее потемнели.
– Я тебе не говорила, как я, надорвавшись, мучилась опущением желудка? – продолжала она выплескивать, нахлынувшие воспоминания. – Спасибо, Гамуджаве, помнишь ее? Она тоже с Осакаровки, старая уже, а подняла мне желудок. А то просто хоть умирай. А, как я застудилась по-женски, когда осенью месила глину для саманов! От меня остались кожа да кости. Спасибо знакомой моей подруги Симы. Подсказала пить одну траву – чистое полымя. Это меня спасло.
– Тебя твой хоть не убивал. А мне ко всему и это пережить пришлось, – возразила Кики и закусила губу. Глаза повлажнели. – В дрожь бросает, когда вспоминаю. И как я терпела? Убить его было мало!
Ирини продолжала перебирать фотокарточки.
– Ты смотри, – удивилась Ирини, – а я такой фотографии и не видела. Откуда она у тебя? – спросила она, разглядывая фото Алексиса, Генерала и Митьки – Харитона на фоне старинного здания.
– Генерал привез после поездки в Грецию. Это знаменитый древний Парфенон.
Ирини внимательно рассматривала снимок.
– Красивые греки все-таки наши ребята, а? – кивнула на фото Кики.
– Один другого лучше! – ответила Ирини, – Алексис самый симпатичный…
– Да уж куда там! Наш Генерал симпатичней.
– Ну, родной брат – есть брат. А Алексис очень видный, а главное – хороший человек. Встретился бы мне такой, как он, пошла бы за ним без оглядки.
– И на детей бы не посмотрела? – удивилась Кики.
– Детей бы с собой взяла, они б сами захотели такого отца.
– Тот мужик, который предлагал тебе, плох был, что ли?
– Хорош, но Женя не захотела, значит не такой, как Алексис был…
Кики пристально смотрела на фото.
– А мне Митька-Харитон нравится. Знаешь же, что с его Анастасией случилось?
Ирини вскинула глаза, отложила альбом.
– Слыхала. Расскажи
