Глафира и Президент - Анастасия Викторовна Астафьева
Надо заметить, что в сельской местности главным исповедником является вовсе не священник, а медицинский работник. Ему приходится выслушивать жалобы не только на ломоту в костях или рези в животе, но и на близких родственников, на соседей, на начальство, на главу государства, а также быть в курсе многих семейных историй. Фельдшер подчас лучше самой женщины знает, когда и от кого она забеременела, в каком магазине продают палёную водку и почему Дашка ушла от Васьки. Обо всём ей докладывают односельчане. Они идут к ней поплакаться, получить совет, перемыть кости, излить желчь… Фельдшеру приходится принимать и пьяных, и чокнутых, и симулянтов, и по-настоящему битых. А ведь и сам сельский медработник тоже человек, и жизнь его также протекает на глазах жителей и подвергается пристальному наблюдению. И посмей-ка тут отказать или грубо ответить. А так иногда хочется высказать человеку, что он сам виноват в своих бедах, что гробит здоровье своё и близких и помогать ему, а уж тем более жалеть его, нет никакого желания. Но молча, с улыбкой ставит Лариса уколы и капельницы, терпеливо объясняет глухим старикам, почему надо пить лекарство от давления постоянно, а не когда приспичит, бегает на вызовы в любое время дня и ночи, в жару и в пургу… И не дай бог кому-то не угодить или допустить врачебную ошибку! Жизни не дадут. А ведь и у самой Ларисы дом, хозяйство, огород, молодой красивый муж, за которым глаз да глаз, пятилетний сынок, к которому в садике цепляется любая зараза, своенравная свекровь, так и норовящая сунуть нос в их семейную жизнь…
В общем, в этот понедельник Лариса была, мягко говоря, не в настроении. И застала она бабку Глашу за её любимым занятием — разговором с телевизором. Старуха смотрела новости, любовалась на Президента.
— Похорошел, похорошел! На пользу отдых пошёл. Погляди-ка, — обратилась она к вошедшей в избу Ларисе, — румянец во всю щёку. Посвежел наш дорогой! А то — весь в трудах. А труды-то его— о-ой, врагу такой жизни не пожелаешь.
— Глафира Фёдоровна, вы как себя чувствуете? — по-деловому спросила женщина.
— Нормально, — отмахнулась бабка и продолжила смотреть телевизор.
Лариса достала из сумки тонометр, подсела к столу, стала надевать манжет на руку бабке. Та словно не чувствовала, вся была поглощена голубым экраном. Рука висела плетью. Манжет не натягивался.
— Да выключи ты этого! — неожиданно даже для самой себя рявкнула фельдшер. — Надоел…
— Лари-иса! — удивлённо обернулась к ней бабка. — Это же наш Президе-ент! Как ты мо-ожешь?
— Да всему миру надоел наш Президент! Крым аннексировал! Из-за этого и кошмар-то весь на Украине начался!
— Да что ты такое говоришь?! — задохнулась Глафира. — Крым — наш!
— А он тебе нужен, этот Крым? — зло спросила Лариса.
— Мне — нужен! — стукнула старуха ладонью по столу.
— Говорят, что и вирус этот ни в каком не в Китае завёлся, не в Америке, а ФСБ его разработало и по всему миру распустило. А этому царьку чего? Он в бункере сидит!
Глафира вырвала руку, так и не дав померить давление. А оно у неё в эти минуты явно зашкаливало.
— А ну закрой свой рот!
— С чего это мне рот закрывать? — огрызнулась Лариса, чей рот в каком-то смысле действительно был закрыт — медицинской маской. Она свернула тонометр и бросила его обратно в сумку. — Нас зомбируют, а мы молчать будем?
— Кто это нас зомбирует?
— Да вон! Телевизор твой! Вешают лапшу на уши, вилок не хватает снимать!
— Э-эх, Лариска-а-а, — прошипела бабка, и глаза её сузились, — вот когда наследство-то сказалось! Ещё твой прадед-кулак против коммунистов пёр, за то и поплатился. И батька твой всю жизнь воду мутит. А худо ли живёте-то? Чего ещё-то надо?!
— Свободы!
— Какой тебе лешой свободы надо?! Ты где этого понахваталась?!
— В интернете!
— Да будь он проклят, это ваш тырнет! Всё тырите, тырите, а счастья нет!
— Надо не нашу пропаганду по телеку смотреть, а слушать, что умные, образованные люди говорят!
— А мы тут все необразованные, — язвительно пропела Глафира.
Её трясло. Она стояла, опершись о столешницу двумя руками, и едва сдерживалась, чтобы не запустить в Лариску чем-нибудь тяжёлым. Фельдшерица нервно перебирала лекарства в своей сумке, то доставая их, то складывая обратно.
— Я всё поняла, — прошипела бабка. — Вот такие, как ты, майданы и делают! Вам любая власть неугодна!
— Вот такие, как я, — будущее России! — взгляд Ларисы над маской сверкнул праведным гневом. — Мы за правду! За мир! За сменяемость власти! За свободу совести! За достойную жизнь! За права меньшинств!
— Ага, ага! Видала я эти ваши меньшинства по новостям! Скачут в трусах по улице! Тьфу! Позор один! Хочешь как они? Хочешь, чтобы твой Дениска однажды платье надел?
Возникла недолгая пауза.
— Тёмная ты, баба Глаша, — проговорила внезапно уставшая от этого бессмысленного разговора Лариса. — Как твоя Мурка. У тебя мозгов не больше…
— Лариска… — тоже тише заговорила Глафира. — Ведь ты же наша, русская. Ты же здесь родилась и выросла. Я тебя сопливой девчонкой видела, конфетки тебе совала. Как тебе не стыдно? Разве же мы вас так воспитывали?
Лариса обессиленно опустилась на табуретку и тихо договорила:
— А неправильно вы нас воспитывали…
— Ведь это не ты говоришь. Не ты-ы! Это Витька тебя твой подучил. Смотри, доездится он по своим командировкам. Я тебя предупреждала: держи мужика около юбки!
— У меня и своя голова на плечах есть! — снова завелась Лариса, задетая за живое. — Я тоже в городе училась! Зачем только сюда вернулась? Заче-ем?..
На глазах молодой женщины выступили слёзы, она наконец сорвала с лица одноразовую маску, уткнулась в неё и заплакала.
— С ковидом этим никакого продыху не стало… Да страшно-то как! Ведь умирают люди. И мы, сами медики, не знаем, что делать. На самом высоком уровне — всё врут! Самоизоляция! Карантин! Прививки! Общий иммунитет! А толку-то?! — Лариса успокоилась, подняла лицо и зло взглянула на Глафиру. — И этот твой — всё врёт! Если от ковида не перемрём, значит, в войну ввяжемся. Всё равно жизни не дадут! У них одна цель — чтобы мы все передохли!
— Не будет войны! Он мне обещал! — гордо заявила бабка.
— Кто — он? — вздохнула Лариса и закатила
