Глубокая печаль - Син Кёнсук

Все это произошло так быстро, как во сне, но Ынсо еще долго растерянно стояла у открытой двери.

После этого случая Ынсо несколько раз подходила к офису и с городского телефона набирала его рабочий номер, но каждый раз, не дождавшись ответа, клала трубку.

Однажды она даже видела, затаившись в телефонной будке, как Ван выходил вместе с Пак Хёсон. Они перешли дорогу и прошли очень близко к Ынсо. Расцветка платья на Пак Хёсон с рисунком водных капель была свежа, но смех Вана рядом с ней казался еще свежее. Они прошли так близко и не заметили, а она все смотрела вслед, пока они не исчезли из вида.

С другой стороны набережной шли молодые люди и пели песню. За их спинами полыхал багряный закат, а навстречу им с берега, где сидели одиноко Сэ и Ынсо, надвигалась черная грозовая туча.

Молодежь, грозовая туча, женщина с букетом роз.

Женщина, заметив грустное настроение парочки, подошла и протянула Сэ одну розу:

– Купите вашей девушке один цветок. Говорят, что тогда произойдет радостное событие.

Ынсо потянула Сэ за рукав, давая этим понять, что не надо, но тот уже спросил:

– Сколько стоит?

– Тысячу вон.

Сэ достал из кармана купюру в тысячу вон и протянул продавщице цветов.

Приняв из рук Сэ розу, Ынсо почувствовала себя неловко и, помешкав, положила ее рядом, на репродукции Тулуз-Лотрека, которые Сэ постелил для нее. Видя, как Ынсо равнодушно отложила цветок в сторону, Сэ попытался поймать ее взгляд.

Его душа опустела без внимания Ынсо, и он стал всюду загадывать желания, стараясь вернуть ее: в подземном переходе положил милостыню в деревянный ящик монаху, читающему буддистские молитвы; на благотворительной выставке картин в помощь сиротам, где принимали участие его однокурсники по университету искусств, сидел в самом дальнем углу зала и молился, чтобы Ынсо к нему вернулась.

Вот и с продавщицей цветов – всего лишь одна произнесенная фраза на какое-то мгновение зародила надежду, и он срочно загадал желание, чтобы благодаря этому цветку произошло чудо.

– Хорошо ли прошла свадьба Юнсу? – спросила Ынсо.

Молчание.

– Как они живут сейчас?

– Я даже не знаю.

– А ты что, тогда тоже не пошел на свадьбу?

– Я не смог.

– Почему?

Сэ поднял розу, одиноко лежавшую на репродукциях, и посмотрел на Ынсо. У той разболелась голова, сидя, она обняла голову ладонями и начала массировать виски указательными пальцами.

«Неужели ты на самом деле не знаешь, почему я не пошел на свадьбу друга? Из-за тебя же. Ты сказала, что придешь в десять, но ты не появилась даже и в двенадцать, а свадьба была в одиннадцать. Я сидел на одном и том же месте, где мы договорились встретиться, до двенадцати часов. Звонил тебе домой, ты не брала трубку. Я думал, что ты уже выехала, и все ждал, что с минуты на минуту подъедешь. Ждал и ждал. Вот так и опоздал на свадьбу».

Исчезнувший за поворотом реки катер вновь пролетел перед ними, взбивая в пену белые волны. Взгляд Ынсо опять зацепился за катер, что не мог не заметить Сэ. Перестав наблюдать за траекторией катера, она устремила взгляд на воду, массируя виски.

– Что у тебя болит?

Молчание.

– Голова болит?

Молчание.

– Часто болит?

– Нет, иногда.

Ынсо опустила руки и снова отсутствующим взглядом стала смотреть на реку.

Нет, не иногда, а слишком часто голова болела, раскалываясь на части, да так, что Ынсо сходила с ума от боли.

– Может, у тебя слишком трудная работа?

– Когда работаю, наоборот, мне становится лучше.

Да, это правда, на работе ей не до головной боли от ежедневного напряжения, когда надо делать запись, когда надо в назначенное время составить текст передачи.

Бывало, что головная боль настигала внезапно: на солнцепеке или когда поднималась по лестнице, иногда будила среди ночи, иногда возникала от долгого чтения текстов. Боль приходила внезапно и долго не оставляла ее.

«Опять болит», – думала Ынсо, когда голова трещала по швам. Боль все нарастала, и потом это уже нельзя было назвать просто болью. Казалось, голова раскалывается и разрывается на части, каждый шаг отдавался болью и давался с таким трудом, что она не могла и сдвинуться с места. Иной раз боль не давала ей сказать по телефону и слова: боль убивала ее одним-единственным словом «алло», одним резонансом в горле.

– Ынсо! – позвал Сэ и низко уронил голову, не зная, что сказать. Боковым зрением он заметил, что Ынсо на какой-то миг взглянула на него, потом опять потерялась в мыслях, но тут хлынул дождь.

От внезапного ливня Сэ вскочил с земли, Ынсо же продолжала сидеть. Он схватил лежавший около нее альбом с картинами и розу, но она все равно осталась неподвижной, было видно, что Ынсо не чувствовала капель дождя. Сердце Сэ замерло от боли, он снова присел рядом с ней.

«В конце концов, о чем ты сейчас можешь думать, Ынсо?! О чем ты думаешь, я тебя спрашиваю?! О чем?!» – Сэ с трудом подавил из самой глубины сердца этот душераздирающий крик души. Он протянул руку к мгновенно намокшим плечам Ынсо, но не прикоснулся.

Отдыхавшие на берегу люди, предвидя сильный ливень, от первых же капель дождя бросились с причала к кафе, и все вокруг в миг опустело, даже рыбаки, смотав удочки, спешно где-то укрылись.

– Пойдем, Ынсо!

Молчание.

– Дождь же идет! Давай хоть зайдем вон туда? А?

Только когда Сэ начал трясти Ынсо за плечи, она пришла в себя и посмотрела на него.

– Давай останемся здесь. Дождь мочит, и голова не болит. Мне так хорошо.

Сэ встал и открыл молнию на сумке – туда сразу же полилась вода. Он положил в сумку репродукции и розу. Он не мог ничего поделать с Ынсо. Огляделся вокруг. Береговая зеленая полоса газонов дрожала под дождем. Сэ побежал к магазинчику, перед входом в который стояли зонты от солнца, купил два полиэтиленовых зонта и вернулся к Ынсо. Та сидела, уткнувшись лицом в колени.

Сэ раскрыл зонт и вложил его в руку Ынсо. Потом открыл свой зонт. Капли дождя были крупными, повсюду образовывались лужи. Если бы они сидели на земле, а не на песке, то их одежда уже давно бы пропиталась грязью.

Через некоторое время Ынсо посмотрела на Сэ:

– Хочешь, расскажу тебе интересную историю?

– Что еще такое?

– Одна женщина…

Молчание.

Ынсо только начала, как снова