Обагренная кровью - Николай Ильинский

— Со степу шла, — шептались бабы.

— До самой речки ее эмтэесный провожал… Целовались напоследок…

— Бесстыжая!..

— Любит она энтого Ваську!..

— За какие прелести?

— Видать, есть, за какие!..

Терпеть позор Иван больше не мог. Он молча собрал вещи жены, с помощью Афанасия Фомича вытащил кованый сундук с приданым, всякими нарядами и другим барахлом к воротам, оставив его на улице на всеобщее обозрение проходящих мимо односельчан. Любопытных нашлось немало.

— Молодец Иванка?…

— Все-таки Дуська — дочь председателя колхоза!.. Алексей Петрович в больнице, как узнать ему о таком!..

— Что же — молиться на нее?

— Потаскуха она, а не дочь…

— Сучка, одним словом…

Выставление сундука неверной жены на улицу в Нагорном с приснопамятных времен являлось решительной мерой и означало одно: развод! Поэтому лишь редко кто, особенно из молодых, уже начинавших забывать старые обычаи и традиции, не удивлялся такому поступку Ивана.

— Жена не перчатка, с руки так вот быстро и легко не сбросишь, — рассуждал Устин Уколов, худощавый мужик с пожелтевшими от курева усами, — или не окурок, который не докурил — бросил… Жену надо выбирать с умом!

— Это как?

— Подскажи, Устин.

— Как, как… — Тот почесал шею. — Известно, как… Навари гороху или квасули, наешься — и с бабой в постель, накройся одеялом с головой на всю ночь. Если баба выдержит твой дух до утра — стало быть, любит, можешь взять ее в жены, а ежели нет, то тут никаких загсов…

Окружившие Устина мужики громко и дружно смеялись.

— Сморозит же такое!

— Он на энто мастер!

О случившемся у Званцовых быстро стало известно в правлении колхоза: прислали подводу, погрузили сундук и отвезли в дом председателя — подальше от стыда. Принимая свое приданое, Евдокия не знала, что делать: плакать или радоваться. Плакать с горя — как-никак законный муж выставил ее из дома, а за добрые дела жен не выгоняют на улицу, — ей не хотелось; радоваться оттого, что так легко получила свободу от невыносимых брачных уз — тоже было не очень приятно. Иной муж из-за ревности и по пьяни мог бы такое натворить, что на весь околоток слышно было бы. Особенно из-за такой красавицы, как она, без мордобоя не обошлось бы. А Иван поступил в высшей степени благородно: по совести, по обычаю. Одно тревожило Евдокию: как же поступит теперь Василий? Ночью она не раз намекала ему на возможность такого исхода, но он все время уклонялся от прямого разговора на эту тему, шутил и отделывался туманными, ничего не значившими фразами: мол, там видно будет! Вот если бы он женился теперь на ней, то люди скоро бы перестали судачить о них, восприняли бы все, как положено — мало ли людей, надоевших друг другу в браке, разбегаются в разные стороны и заводят семью во второй и даже в третий раз! Обычное дело! А если тракторист откажется жениться? Тогда ей от позора не отмыться никогда, тогда одна дорога — в прорубь головой. И Евдокия, сидя на сундуке посреди горницы, куда его втащили правленцы, горько заплакала. И что еще скажет отец, когда выпишется из больницы?

XI

Трудный день выпал на долю Константина Сергеевича, когда он, вооружившись веревками и заручившись помощниками, мужиками, согласившимися за бутылку водки лезть хоть черту в пасть, приступил к сбрасыванию церковного колокола. Занятия в школе заканчивались, скоро летние каникулы, а в райкоме Пантелеймон Жигалкин почти каждый день интересовался, почему не выполняется, как он выражался, важное партийное решение, хотя формально такого решения ни устно, ни письменно не существовало, это было личное требование самого Жигалкина, который и грозил Константину Сергеевичу серьезным взысканием. Так что директору школы, являвшему и секретарем местной партийной организации, деваться было некуда, он был загнан в угол.

Кроме нанятых за водку мужиков помогать Константину Сергеевичу вызвались вездесущий Антон Званцов, Федул Кряков и Тихон Носов. Тихон пришел скорее, чтобы помочь удержать колокол от падения, ибо, упав с такой высоты, он может расколоться, да и задумка у Тихона появилась дерзкая, тайная: раз уж колокол все равно снимают, надо принимать меры, пусть и опасные, для его спасения. Но больше всего вокруг церкви собралось ротозеев. Многие помнили, как сбрасывали с купола и колокольни кресты. Помнили, как приехавший из Красноконска пожарник Гришка Сериков ловко с помощью веревок и крюков взобрался на голубой купол церкви, раскачал крест, освободил от крепления и сбросил его на землю под неодобрительное гудение в толпе мужиков и плач женщин, среди которых иные даже голосили, как на похоронах. Затем Гришка полез на колокольню. Воодушевленный успехом на куполе, уверовав в свою ловкость, он, по всей видимости, потерял бдительность и осторожность: крест сбросил, но и сам сорвался, упал наземь и тут же скончался. Нагорновцы тогда решили, что пожарник наказан за свой грех.

— Господь покарал святотатца, — шептали, крестясь, набожные старушки.

— Так ему и надо!..

— Сбрасывать кресты — это дьявольская затея!..

После несчастного случая с пожарником снимать колокол с церкви никто уже не осмелился. Так он и висел, не созывая к заутреням, обедням и вечерням. Лишь когда дул сильный ветер и стоявший почти рядом, на самой высокой точке, ветряк быстро махал своими старыми крыльями, колокол тяжело раскачивался и тихим баском звенел, словно жалуясь на свою безотрадную судьбу.

Теперь подошла и его очередь. На колокольню по крутой внутренней лестнице, безо всякого риска упасть поднялись Антон и Федул, держа в руках конец толстого каната. Они долго возились наверху, снимая колокол с перекладины, долго закрепляли канат, за кольцо так, чтобы можно было без опаски опустить колокол на землю. По просьбе жителей села, его не то что не хотели сбрасывать — просто боялись, что мужики, науськанные бабами, намнут им за это бока.

— Мы готовы! — кричал сверху Федул. — А вы?

— Давай! — отвечали ему снизу мужики хором и махали руками.

— Только смотри не грохнись, как Гришка Сериков!..

— Не высовывайся здорово!..

— Не боись, не свалюсь!..

Если Антон участвовал в уничтожении остатков религиозного дурмана в Нагорном безо всякого вознаграждения, кроме морального, конечно, и с надеждой, что его энтузиазм будет все же учтен при вступлении в партию, то Федул бесплатно лезть на такую гору не захотел. Пришлось Константину Сергеевичу обещать ему магарыч. В селе знали, что этот ныне командующий колхозными волами шагу не сделает за так. Помнили мужики, как в двадцать