Суп без фрикаделек - Татьяна Леонтьева
Пойти к нему снова я себя просто-напросто заставляла. Но когда пришла, почему-то взяла почитать ещё одну книжку. Хотя всё это можно было спокойно взять в библиотеке.
В третий раз я принесла кассету с Янкиным квартирником и попросила её оцифровать. «Давайте я вам заплачу…» – «Нет, что вы, какие деньги…» Я чего-то ждала, хотя уже не могла сказать с точностью чего. Я говорила себе: Борис Евгеньевич одинок, может, мои визиты его утешают. Но каждая встреча давалась нам всё тяжелее и тяжелее.
Прощаясь, я всегда звала Бориса Евгеньевича к себе в гости. Он морщился и отказывался. «Разве это не интересно – ходить в гости? Я вот люблю…» – рассуждала я. «В молодости это интересно, – говорил Борис Евгеньевич, – когда людей узнаёшь… А потом, когда всё уже известно…»
Ему всё было известно!
Пойти в четвёртый раз я не смогла себя заставить.
Редкая кассета с квартирником оказалась в заложниках.
Через год я позвонила Яне и сказала:
– Я похерила твой квартирник. Заберёшь как-нибудь через Лёху?
– Нет, – ответила Янка. – Неудобно.
– Я туда больше не пойду.
– Ну давай вместе сходим…
– Ой, Яна, я как представлю: я позвоню ему, а он меня забыл. Мне придётся говорить: это Таня, у которой мама снимает жуков… Помните, я вам приносила кассету?..
– Да я тебя уверяю. Ничего он не забыл. Кассета у него на полочке. Ты у него занимаешь своё место в его системе. И в рубрикации. Свою ячейку.
– Как жук?
– Как жук.
А потом прошёл ещё год. Так вот мы до сих пор собираемся… И вряд ли ведь когда-нибудь соберёмся.
Борис Евгеньевич! Как вы?
Пять дней, четыре ночи
1
Стояла адская жара. Москвичи задыхались и падали с сердечным приступом, а мы в Питере прели под влажными простынями и отупело ждали, чем всё это кончится.
Зимой в моей комнате сквозило так, что перед сном у меня колыхалась чёлка – единственное, что торчало из-под одеяла. А летом воздух не двигался вообще. Он обволакивал как кисель и вышибал пот. Утрёшься – и опять мокрая, как мышь.
За город ехать было не к кому и не на что. На улице ничуть не лучше, чем дома. Я нашла в подъезде собрание сочинений Льва Толстого и притащила к себе. Не хватало восьмого и девятого томов. Решила, что прочту всё это, а когда захлопну последний том, земля взорвётся, как раскалённый шар, и наступит конец света. Я попаду в чистилище с Толстым под мышкой. Вернее, с Толстым на устах.
Звонила Алина и просила присмотреть за кошками: уезжает в Анапу.
– Нет проблем, – ответила я. – Конечно, присмотрю.
– Завтра меня Стёпка провожает на Витебском. Приходи к поезду, я тебе ключ передам и всё объясню.
Как будто ветерком повеяло. Стёпа! Это Алинкин старший брат. Я видела его каждый год у неё на дне рождения. Он всегда куда-то торопился. Заезжал на минутку, дарил цветы, вино и деньги, шутил с нами некоторое время и вскоре спешил к своему автомобилю.
Алинка брата очень любила и, как мне казалось, побаивалась. Он для неё был авторитетом. Когда она о нем заговаривала, у неё даже строй речи менялся. Безударные гласные безжалостно синкопировались, а ударные немилосердно растягивались. Выходило примерно так:
– В'бще-т Сте-о-о-пка д'леко н'глу-у-упый чело-ве-е-ек, – уверяла меня Алина, как будто я собиралась с этим спорить. Кривая её интонации делала немыслимые зигзаги. Потом я поняла, откуда она взяла эту манеру. От него самого.
Иногда я расспрашивала Алину о брате. Я знала, что у него третья по счету жена и третий по счету ребёнок. Десятый по счету бизнес и куча, ну просто куча каких-то проблем. Что нам и не снилось.
Однажды Алина сказала, что Стёпка развёлся.
На следующий день я побежала к Витебскому и увидела их уже издали. Они шли быстро и на ходу ели мороженое. Я вообще-то обычно нерешительна, а тут разогналась и шутливо в них врезалась, ухватив за бока.
– Танька, блин, пошли скорее, – волновалась Алина.
Она вскочила в тамбур и оттуда давала мне указания:
– Цветы поливать раз в день. Свет кошкам не гаси. Ключ на два оборота. Ну и не скучай тут без меня!
А Стёпа крикнул:
– Я её на озёра возьму! Не соскучится!
Шутка, подумала я. Мы развернулись и пошли по перрону.
– Ну так как? – спросил Алинкин брат.
– Я думала, ты шутишь.
– Не шучу, – посерьёзнел Стёпа. – Я же сказал: на озёра. Значит – на озёра. Я просто так ничего не говорю.
Сердце у меня забилось, как в ожидании праздника.
– У тебя купальник есть? – спросил Стёпа, видя, что я совершенно растеряна.
Вроде был.
– Поехали. Сегодня ты моя девушка. Идёт?
Я рассмеялась и опять не поняла, шутка это или нет. Сегодня моя, а завтра уже не моя – так, что ли?
Дома я дрожащими руками вывалила тряпки из шкафа, надела купальник и критически глянула в зеркало. Если втянуть живот, не такая уж я и толстая. Юбку надела покороче, сверху накинула какую-то рубашонку и выбежала во двор. Стёпа курил у машины.
Я села на переднее сиденье, стукнувшись башкой. Никогда не умела элегантно садиться в авто. Внутри оказалось прохладно. Окна открыты, ветер обдувает. Стёпа ехал очень быстро. Мне казалось, что он нарушает правила, но я молчала.
– Ну что поделываешь, Танюш? Как поживаешь?
– Льва Толстого читаю.
– Придумала тоже, чем заниматься. Давай-ка лучше на озёра. Потом можно ко мне в Горелово заскочить, вина попить… Только я тогда тебя обратно не повезу.
– Я вина не пью. В смысле, я вообще не пью. Бросила. Не пью, не курю. Спортом занимаюсь.
Это была правда. Время от времени на меня нападало такое старание.
Стёпа рассмеялся:
– Чем же мы с тобой будем заниматься? Спортом?
– Спортом, – кивнула я.
Что вот я делаю? Куда вот я еду? Что потом скажет Алина? Это вообще
