Суп без фрикаделек - Татьяна Леонтьева

– На соседей протекли, – пояснил Стёпа и выругался.

– Трубу прорвало?

Стёпа распахнул дверь. Пол был залит водой. Строительный мусор превратился в кучи грязи. Повсюду следы чужих ботинок.

– Простыни замочил, – вдруг рассмеялся он. Душ не выключил, идиот.

Я достала с балкона ведра и тряпки и принялась за уборку.

Для меня уборка – сакральное дело. Это установлено опытным путём. Так всегда на новом месте. Вот комната на Боровой, например, мне сразу понравилась. Но сначала-то она всё равно была чужая, необжитая. А стоило мне вытереть пыль, выбросить старые тряпки и почистить ковёр – всё, готово. Почувствовала себя как дома.

И вот я ползаю у Стёпы по полу, навожу порядок и чистоту и пускаю корни уже и в этот самый пол. Я здесь живу. Я здесь принимаю душ, сплю с мужчиной, пью вино, ем деликатесы, курю на балконе и даже в комнатах. Вытираю пыль и сгребаю строительный мусор. Отжимаю тряпку.

Почему я должна уйти отсюда?

К ночи мне это стало ещё менее понятно. В этот вечер я не налегала на вино, и рецепторы мои работали исправно. Стёпа не торопился и с интересом ждал, пока я успокаивалась, пока я возбуждалась, пока я решалась сделать так, как хотелось мне.

«Теперь я от тебя вообще никуда не денусь», – подумала я. Но вслух ничего не сказала, просто часто дышала и пыталась рассмотреть Стёпу в темноте. Чтобы запомнить.

Мы провели вместе остаток недели. Выпили ящик вина. Покорили гору в Красном Селе. Опять ездили на озёра. Кормили кошек. Побывали в Гатчине. В Пушкине. Ходили по ресторанам. Я радовалась, как ребёнок, любому блюду, что нам приносили. А потом вдруг осекалась, и улыбка сползала с моего лица. «Тебя смущает, что я трачу так много денег?» – участливо спрашивал Стёпа. Но меня, увы, смущало не это.

Стёпа постоянно со мной разговаривал. Перед нашей встречей он месяц просидел дома без работы и просмотрел тридцать восемь фильмов подряд. Может быть, он давно не разговаривал с людьми?

Стёпа говорил о бизнесе, в котором я силилась что-то понять. Рассказывал о детстве. О юности. В конце концов вся Стёпина биография развернулась передо мной сериалом.

Первая жена дерзкая брюнетка, Стёпа молод и задорен, рубаха завязана на пупе. Он научный сотрудник, она научная сотрудница. Советское время. Рождается сын, любовь проходит, подступают девяностые годы. Жена бросает Стёпу, Стёпа бросает научную карьеру и уходит в бизнес.

Вторая жена роскошная блондинка, Стёпа в расцвете сил. Он генеральный директор, она бухгалтер. В стране бардак. Рождается дочь, любовь проходит, на пороге двухтысячные. Жена эмигрирует в Англию. Стёпа разоряется и начинает всё заново.

Как выглядела третья жена, я не знала. Ну, предположим, так. Третья рыжая бестия, Стёпа заматеревший и поживший. Он опять генеральный директор, она секретарша. Рождается сын. Доход нестабилен. Любовь под ударом. Жена уходит от Стёпы и пытается открыть собственное дело. Стёпа уходит в запой и улетает в Таиланд. А когда дело разваливается, жена возвращается в семью.

Меня он редко о чём-нибудь спрашивал. «Ну, расскажи мне о прекрасном принце, – предлагал он. – Каким он должен быть, по-твоему?» Я думала: «Как ты!» – и терялась. «Старше меня… умнее…» – перечисляла я. «Ну для чего они вообще нужны, мужчины?» – подбадривал меня Стёпа. «А девушки для чего?» – спрашивала я, увиливая. «Девушки, Таня, нужны в первую очередь для секса», – изрёк тогда Стёпа, и я опустила глаза.

Зачем тогда разговаривать?..

В последний вечер мы подъезжали к дому, когда уже стемнело и зажигались редкие фонари. Соседки высыпали на балконы и лениво переговаривались, обмахиваясь газетами. Не боится ведь пересудов, подумала я.

В машине у Стёпы пел Коэн, «Waiting for the Miracle». В ожидании чуда.

– Не выключай, – попросила я.

– Да, красивая песня, – согласился Стёпа и прибавил звук.

И так мы сидели в темноте, и слушали Коэна, и уже никуда не ехали. А соседки пытались рассмотреть, с кем Стёпа сидит в машине и почему не выходит. И тут я вспомнила, что эта песня длится минут семь, а то и десять. И боясь, что он опередит меня, торопливо сказала: «Хватит, пойдём». У нас не было времени дожидаться. Слишком длинная композиция для меня и Стёпы.

А в последнее утро я долго лежала с закрытыми глазами и уговаривала себя встать. Встать и как ни в чём не бывало сказать «Доброе утро!». Принять душ, позавтракать, улыбаться. А потом что? Потом ехать. И что говорят в таких случаях «взрослые люди»? Спасибо за гостеприимство? Нет, наверное, посылают воздушный поцелуй и томно выдыхают: «Чао!..»

Но как только я пыталась что-то произнести, губы мои криво расползались и я начинала вздрагивать от рыданий. Я пыталась смыть свою беду душем, заесть завтраком, затянуть сигаретами, но ничего не удавалось.

– Радоваться надо, – утешал Стёпа. – Могли бы вообще не встретиться.

– А я и радуюсь, – кивала я и заливалась слезами. – Я вообще счастлива. А на это не обращай… – И опять закрывала лицо ладонями.

И так я рыдала, а Стёпа собирал мне пакет с гостинцами. Я видела, как он кладёт туда оливки, конфеты, последнюю бутылку «Домашнего вина»… Зачем это? У меня не было сил протестовать.

Только бы не вцепиться в него, только бы не попросить о чём-то. Что же у меня, вовсе гордости никакой нет? Распустила тут нюни. Знала ведь, чем всё это закончится. Взрослые, блин, люди. Имею, блин, право… Сегодня ты моя девушка… Идёт?.. Я просто так ничего не говорю…

Когда Стёпа остановился напротив нашего офиса, я зажала рот рукой, как будто оттуда что-то могло выпрыгнуть. Подобрала пакет и вылезла из машины, ударившись головой.

На работу в таком состоянии я идти не могла. Я побрела в скверик и села на лавочку. Мне всё казалось, что Стёпа сейчас развернётся, выйдет из машины, подойдёт ко мне своей быстрой походкой. Скажет: «Что, девушка? Думала, я тебя бросил?» И засмеётся.

Стёпа в этот день был в жёлтой футболке. Вокруг то и дело мелькали прохожие в жёлтых куртках, юбках и даже брюках. Я инстинктивно вскидывала голову. Но нет, это был не Стёпа, не Стёпа и не Стёпа.

Скверик возле офиса довольно-таки убогий. С одной стороны – кирпичная стена, с другой – проспект Обуховской обороны, по которому несутся грузовые фургоны. Несколько скамеек. Напротив меня присели две тётки и как будто устроили на лавке небольшой пикник.

Не знаю, сколько я так просидела и проревела. Очнулась, когда мне на плечо легла рука. Надо мной нависла одна из тёток:

– Ты это…