Суп без фрикаделек - Татьяна Леонтьева

– Нет, что вы…

– Беременна?

– Да нет же…

– Ну ясно. Зачать не можешь. Понятно.

Я рассмеялась.

– Любовь у меня… Ни… ни… несчастная. К жи… жи… женатому мужчине.

Она сгребла мой пакет, взяла меня за руку и привела к своей лавке.

– Ле-енк? Прикинь чё. Женатого, говорит, любит. – И вдруг захохотала.

– А чё реветь-то? – в тон ей ответила Ленка. – Вот беда-то! Женатого она любит, посмотри на неё! Не смеши людей. – И тоже заколыхалась от смеха.

Несмотря на ранний час, тётушки выпивали и закусывали.

– Мы тут это, после ночной смены, – пояснила Ленка. – Надька гардеробщицей, а я на проходной… Водку будешь?

Я помотала головой.

Надька гладила меня по плечу:

– Ты, глупая, не реви. Ему сколько лет-то? Под сраку, вот именно. А тебе сколько? Ты молодая. У тебя ещё всё впереди. Ты думаешь, это что – счастье – с чужим мужиком в койке барахтаться?

– Счастье, – подхватила Лена, – это когда ты ребёночка своего родишь от любимого и вы с ним будете разглядывать, какие там у него ножки, какие ручки… И он, муж то есть, вдруг скажет тебе: «Смотри! Смотри, какие у него пальчики крошечные!»

Я вытерла слезы и неуверенно улыбнулась.

Первые два дня Стёпа мне звонил и присылал сообщения. Как если бы я была больна и он справлялся о моем здоровье. Но я его уверяла, что по-прежнему счастлива и у меня всё хорошо. В речи моей появились синкопы. В сообщениях его меня умиляли даже ошибки. «Танюш» он писал с мягким знаком на конце, и это не вызывало во мне никакого раздражения.

Потом он звонить перестал. Я повсюду носила с собой телефон: в ванную, в туалет и на кухню. Клала его под подушку, чтобы не пропустить звонок. Но звонка не было.

Наступила осень. Толстого я так и не прочла. В Дом кино не сходила. На книжной полке скучал так и не распушившийся камыш. Белые шорты я не носила. «Домашнее вино» я нашла в супермаркете на Марата. Оно стоило 130 рублей. Я стала покупать его каждый вечер и выпивать перед сном.

Стёпа снился мне каждую ночь. Потом реже. Раза два в неделю.

2

Он позвонил где-то через месяц и сказал, что ему нужна моя помощь.

– Тут, понимаешь, приехала моя бывшая жена, – объяснял Стёпа.

– Первая?

– Вторая. Она, перед тем как в Лондон эмигрировать, вставила себе силиконовую грудь. И вот теперь эта грудь протекла, во внутренние там какие-то полости, и Наташка мне звонит, говорит: ищи клинику, а не то помру, могу не долететь даже…

– Ну?

– Ну нашёл клинику. Тех козлов и нашёл, что пришивали ей это дело. Прооперировали её. Только она не понимает, что у меня семья. Посиди со мной, говорит, как это ты со мной не посидишь? Ну я и пообещал, что кого-нибудь попрошу…

– И ты решил, что я соглашусь?

– Тань!

Это было так возмутительно, что я немедленно согласилась.

В машине у него так же одуряющее пахло мужскими духами и им самим. Стёпой.

– Ну давай излагай.

– Танюш. Ну посиди с ней, поговори. Сумку там донести из магазина. Ей тут скучно, она никого не знает, да и вроде как ещё не очень хорошо ходит. А вечером я тебе позвоню.

В это мгновение зазвонил Стёпин телефон.

– Да. Да. На встречу еду с мужиками. Переговорить надо.

Остаток пути ехали молча.

– Стёпа, а тебя вообще всё это не смущает? – спросила я, не выдержав.

– Что это? Что я везу свою последнюю девушку к бывшей жене?

– Да.

– Мне некогда, Танюш, об этом думать. Я надеялся на тебя.

– Да я что? Я не отказываюсь…

…Наташа сидела в ресторане гостиницы и лениво помешивала в тарелке какой-то суп.

– Вот Таня, – отрапортовал Стёпа. – У неё богатый опыт ухода за больными.

Я пыталась протестовать, но Стёпа усадил меня за столик, немного поболтал с бывшей женой и вскоре улетучился.

Этой Наташе было лет сорок. Но выглядела она моложе. Передо мной сидела женщина, которая некогда волновала Стёпу. Может быть, и ей он дарил сапоги за семнадцать тысяч.

Наташа не выразила никакого волнения после моего прибытия. Она продолжала помешивать суп, глядеть в ноутбук и лениво комментировать то, что там видела.

– Вот присылают приглашение на party, а я не могу…

Я с ужасом поняла, что она говорит с акцентом. По-русски с акцентом. С трудом подбирает слова и очень медленно думает.

– Вы давно на родине не были?

– Тринадцать лет. Мне, честно говоря, уже сложно. Я могу держать небольшой conversation по-русски, а большой conversation уже не могу держать.

Вот дела, подумала я. Вот это история.

Мы поднялись наверх. Наташа ступала медленно, как будто у неё внутри кувшин, который может расплескаться. Я не решалась спросить её про самочувствие. Всё-таки тема такая щекотливая.

Так же медленно мы спустились вниз и вышли на улицу.

– Пойдём проэкзаменуем, что на той стороне дороги, – предложила Наташа.

И мы отправились экзаменовать. Отыскали супермаркет. Там больная вяло перебирала упаковки и в конце концов купила себе пахлавы.

– А ещё мы возьмём вот этих вареников, – сказала она и бросила в корзину упаковку пряников с начинкой.

На обратном пути я пыталась поддерживать светскую беседу и задавала вопросы про то, каково там, в Лондоне, живётся.

– Спасибо queen, я живу хорошо. У меня прекрасный view из окна.

Я спросила о работе, и разговор зашёл в тупик. Наташа пояснила, что за тринадцать лет не прочла ни одной книги на русском языке. А читала только на английском и только специальные. Она не может объяснить про работу на русском языке. Ценные бумаги, биржа – это всё, что я смогла уяснить из её английского спича.

Я вежливо покивала, и мы пришли в номер. Включили телевизор.

Диктор новостей рассказывал про перепись населения:

– В этом году в переписи населения примут участие и гастарбайтеры. Патриарх Кирилл призвал население не пренебрегать гражданскими обязанностями и напомнил, что и Мария и Иосиф не отказывались от участия в переписи…

Наташа переключила на «Битву экстрасенсов» и задумчиво спросила:

– А вот эти имена сложные назвали… Это и есть гастарбайтеры, да?

Я объяснила, кто такие гастарбайтеры. А за Марию и Иосифа браться не решилась.

Вечером я спросила:

– Ну как вы? Сами справитесь?

– Да конечно, спасибо, что посидела. Я уже почти fun, только новую грудь ещё рано вставлять.

Я отшатнулась от неё как от чумной. Криво улыбнулась и поспешила к лифту. У неё там в полость тела вытекла старая грудь… А она