Потерянная эпопея - Алис Зенитер
– Что это значит – действия, нарушающие общественный порядок?– спрашивает Тасс после нескольких банальностей о грозе и закате солнца.– Словечко запало мне в голову. Потому что у меня много идей о таких действиях, но ни одно из них не на грани законности. Они все переходят границы.
Он смеется. Ей хочется думать, что она удачно пошутила, но он смеялся, и когда она говорила о грозе и закатах. Более вероятно, что Шенонсо одиноко на острове, и любое человеческое слово, обращенное к нему, доставляет ему удовольствие.
– Мы ищем группу – судя по всему, это группа,– но может быть, и что-то не столь оформленное, связанное с социальными сетями, где детишки принимают те же вызовы, но без реальных связей между ними.
– Но что они делают?
– Выражаясь их словами: эмпатию насилия.
Шенонсо тотчас добавляет, что понятия не имеет, что означает эта пакость.
– Мягкая ММА[36]? – предполагает Тасс.
Он смеется. На этот раз она не против, потому что сама находит, что ее шутка удалась. Она даже решает зайти еще дальше:
– Противоположность ОБН?
Шутка № 2 понимания не встречает, потому что Шенонсо никогда не слышал про «общение без насилия», ей приходится ему объяснять. Когда он понимает, шутка уже давно безжизненно лежит на полу, а взгляд Шенонсо помрачнел.
– Но значит,– не отстает от него Тасс,– ты ищешь неизвестных, которые неизвестно что делают, объединившись под названием, в котором ты ничего не понимаешь?
Сначала он слегка кривится от обращения на «ты», типично каледонского, это кажется ему скачком к интимности, пожалуй, слишком быстрым и не по его инициативе, потом кивает: да, так оно и есть. Они улыбаются друг другу.
– К тому же «эмпатия» на самом деле не пугает, правда? – добавляет Тасс.
Шенонсо колеблется. Видно, что он рассчитывает: что ей можно сказать, а чего нельзя. Ему хочется дать ей понять, что его работа серьезна. У него тип лица, посадка головы и мускулатура мужчин, которым отчаянно нужно, чтобы их принимали всерьез. Тасс думает, что он немного напоминает ей Джу.
– Еще упоминали термин «эмпатический терроризм»,– говорит Шенонсо.– Как по-твоему, это пострашнее?
– Немного. Но ясности не больше.
Шенонсо достает свой телефон и показывает ей ряд фотографий. Это автобусные остановки и скейт-парки, стены супермаркетов из листового железа, рекламные щиты, и на всех одна и та же надпись, из баллончика или маркером: МПТИ ПБДТ.
– Эмпатия победит,– комментирует Шенонсо, как будто Тасс нужен перевод.– Они переняли слоган сепаратистов, но с отклонениями. Никто не знает, чего они хотят.
Тасс вспоминает маленькие татуировки на руках близнецов. Их можно считать знаком вовлеченности. Еще она вправе сказать себе, что слоган подхватила почти вся канакская молодежь, и это не простое совпадение. Большой палец Шенонсо продолжает прокручивать фотографии. На этот раз слоган написан на скалах над рекой, потом выгравирован на стволе перечного дерева.
– Думаю, этот меня особенно огорчил. Он датируется октябрем.
МПТИ написано на красной проселочной дороге, приглажено дождями, но не до такой степени, чтобы стереть глубокие надписи, остающиеся на покрытии как шрамы.
МПТИ
МПТИ
МПТИ
МПТИ
Вдоль всей дороги, спускающейся вниз почти отвесно. На снимках небо серое, и цвет земли проступает особенно ярко, когда все остальные приглушены светом. Кажется, что дорога кричит все громче. Воздух был такой густой в то утро, когда мы пошли посмотреть, рассказывает Шенонсо, просто давил на плечи. Он знает, что это тропический климат, но коллеги, которые работают давно, столько ему рассказывают про здешний незримый мир, что трудно не спутать.
– Что спутать? – спрашивает Тасс.
– Климат и призраков,– роняет Шенонсо после секундного колебания.
Задумываясь, он жует изнутри щеки, и кажется, что делает лицо для селфи, которого никогда не будет. Он возвращается к фотографиям:
– Такие штуки должны занимать много часов. Дорога очень людная днем. Семьи идут купаться, часто проходят охотники. Но никто ничего не видел. Значит, это могло быть сделано только ночью. Вроде ничего незаконного, но не может не тревожить. Кто станет ночь напролет делать такое?
Тасс вежливо кивает, делая вид, что встревожена. Она спрашивает, пытаясь приглушать все критические нотки в голосе:
– Вы пришли за близнецами аж в мой лицей просто потому, что кто-то провел ночь за написанием этих штук на земле? Этого достаточно в твоей профессии, чтобы начать… следствие?
Он скупо смеется. Это не следствие. И нет, действительно, это не из-за надписей на дороге и даже не из-за граффити на общественном достоянии. Проблема в частной собственности, и так вышло, что женщина, которая позвонила, чтобы сообщить, что видела близнецов, живет в очень частной собственности, типа охраняемого квартала, берег моря, охрана, решетки и камеры. И конечно, когда прибыли жандармы, никого уже не было, но они нашли граффити на трансформаторной будке в аллее за ее домом. Женщина произносила М’Пати, как будто была уверена, что это имя собственное, но толком не знала происхождения. С ума сойти, какие деньги там, наверху, на холмах, говорит Шенонсо. Отец этой бабенки, которая нам позвонила, разбогател на экспорте шоколада в Японию. Я не совсем понял почему, но множество японцев хотят пасту для бутербродов с попугаем на этикетке. Им это очень нравится, очень. Хотя здесь попугаев нет – я не видел ни одного чертова попугая на этом острове, с тех пор как приехал.
– Нет,– подтверждает Тасс,– это не остров попугаев. Ты еще скажи мне, что это и не остров какао…
– Девка теперь купается в деньгах и смотрит на всех как на дерьмо, даже место, где она живет, для нее дерьмо, потому что она убеждена, что ее деньги могут позволить ей лучшее. У нее дом с колоннами, представляешь? И это не элементы конструкции, они не поддерживают крышу, нет-нет, декоративные колонны,