Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров
Ещё раз, Андрей Тимофеевич! Божественная Троица – едина, Отец, Сын и Святой Дух. А Люцифер именно что ущербная расколотость во всём! Да, Диавол есть Сатана, и называть его так не ошибка. Но вот говорить Сатана, а подразумевать Диавола уже некорректно – в обратную сторону они не одно и то же! Расхожее Князь Мира – уместно в характеристике социального положения Сатаны и несостоятельно для экзистенциального статуса Диавола. Вместе они, Диавол и Сатана, – Люцифер, Двоица! Вкупе с временно исполняющим обязанности Сатаны – даже Недо-Троица, антибожественный фарс.
– Я окончательно запутался! – злится Сапогов. – Почему люди талдычат преимущественно про Сатану?
А почему асфальтовая дорожка к дому не пользуется спросом, жильцы предпочитают тропку между кустов под балконами? Привычка, стечение обстоятельств. Дело в том, что до своего Низвержения Люцифера звали Сатаниэль, что на древне-каком-то языке означает «сладкоголосый». Пресветлый серафим Сатаниэль отвечал за Литургию и пел Осанну Господу перед всеми ангельскими чинами. И благоговейно внимали Сатаниэлю ангелы и хором славили Создателя: «Свят, Свят, Свят!» Но однажды Сладкоголосый подумал, что если начнёт петь Славу себе, то Архангелы, Херувимы, Серафимы, Престолы, Господства, Начальства, Власти, Силы полюбят его так же, как и Бога, и он станет равным Ему. Завоёвывая пением сердца небесных жителей, Сатаниэль надеялся, что Бог будет вынужден, из-за популярности Сладкоголосого, сделать его четвёртой ипостасью. Что вместо Троицы возникнет Четверица. История певческого бунта известна, незадачливый Хормейстер и Солист низвергнут и в личине Диавола поёт вселенскую анафему самому себе в Аду. Звучит премерзко, ибо божественной красоты голос обитал в магическом окончании «эль», которое при падении разбилось, и Сатани-эль превратился, кроме прочего, и в Сатану. Что имеем по факту. Сатаниэля уже как бы и нет. Люцифер – это дуга трансформации Сатаниэля в процессе Низвержения, аккурат до расщепления на Диавола и Сатану. Которые одно и то же. И при этом такие разные!
С терминологией кое-как разобрались. Теперь ещё одна печальная новость для Сапогова.
– Ты, Тимофеевич, почему-то думаешь, что Нечистая сила – это такой дружный колхоз, а Люцифер в нём председатель…
Будем надеяться, счетовод уже понимает, что речь идёт о Двоице: Диавол – Сатана.
– Разве не так? – огорчается Сапогов.
Увы, Люцифер – монарх без королевства. И нечистые – не сплочённая многонациональная организация.
– Знаешь, сколько тёмных сил? Легион! – настойчиво поясняет Макаровна. – И никому напрямую не подчиняются!
– Почему?
В еретических средневековых трактатах, описывающих устройство мира инфернального, говорится, что Тьма создана не Богом, а предсуществовала задолго до него. Она во множестве наплодила тех, кого люди обобщённо стали называть Нечистыми. Кто-то полагает, что Тьма породила и самого Бога. Не забыла, милая, Кхулгана, Огиона и Эстизею? Не знаю, как обстоят их дела после поединка с Тыкальщиком. Если не растворились от истощения, то поглощены, наверное, какими-то рыскающими демоническими хищниками. Так вот, опущенные божки, к примеру, тоже потомство изначальной Тьмы; возможно, не настолько «тёмные», как представители Бесовского Царства, а «серые» или «призрачно-белёсые», вроде неупокоенных из чертогов Смерти. Вообще, порождения Тьмы называть «чёрными» ошибка, ибо они пришли из нехроматической реальности, начисто лишённой света. Их условный окрас – метафизическая мимикрия под цвет…
Но как бы ни было, Ад – ничейные территории. Прокажённые его просторы заселены всевозможными тварями, как собачья шерсть блохами. Часть – действительно демоны, бывший ангелический чин, преображённый низвержением и неземным страданием. Их много, но они не составляют пресловутое воинство Люцифера.
Человека животворит телесная оболочка. А вот падшие ангелы, лишившись своих прославленных тел, стали призраками, загнанными в мистическую резервацию. Выглядят демоны ровно так, как слепило их за века тревожное людское воображение, – гибриды насекомых и пресмыкающихся: красноглазые, с рогами, клыками, крыльями и копытами. Даже Ад с его уродливыми ландшафтами меряется человеком! Сатана-Диавол посрамлён и в этом…
Демоны, как все божьи креатуры, поражены скверной голода. Кормятся ужасом, му́кой, отчаянием, рыщут в поисках душ, отторгнутых Богом, Диаволом и Смертью. Жертвы – ментальные сгустки, лишённые индивидуальности, которые и душами сложно назвать; отражения, корчащиеся тени, отдалённо напоминающие людские силуэты. Но демоны не побрезгуют и ослабевшими сородичами – наследственный божий эндоканнибализм.
– Сожрут и не поморщатся! – хихикает Макаровна.
Вход в человеческое измерение для нечисти закрыт. Гипермерен вроде только Люцифер. То есть может находиться в тонком мире как Диавол и в материальном в виде копролитового карлы.
Демоны не имеют на Земле реального физического присутствия – только голографические проекции. Но в материи частенько образуются прорехи – «врата». Открываются они, как правило, ключами страдания. К примеру, маг, желающий призвать демона, специально зверски замучивает ритуальную жертву – животное или человека. Чем интенсивнее, изощрённее пытка, тем крупнее разлом. Иногда врата отверзаются сами – в периоды войны или просто в месте массовой гибели людей.
Легион бесов возможен, а вот демоническая армия – оксюморон. Демоны – одиночки. Большинство люто ненавидит Люцифера за выпавшие муки. Бедолаги поставили своё будущее на карту его победы и потеряли всё! Он, как Гитлер, ложью и гордыней подставил всех соратников.
Но и демоны и бесы выполнят волю Люцифера, если их правильно принудить. Погостное же Царство мертвецов вообще живёт особняком, подчиняясь лишь Смерти-Земле.
Черти, мелкие падальщики, созданы энергиями Ада. Колдун когда заключает договор, то получает в четвёртом измерении статус чёрта. На духовном уровне у него даже вырастают рожки и копытца. В обычной жизни они не видны, разве только в виде тени. Макаровну недаром потряс размер тени рогов у Сапогова – затрепетала старая стерва!
– Наши шутят: «Выстрадал адову прописку и паспорт чёрта!» – улыбается ведьма.
В общем, Диавол – генералиссимус, не имеющий даже разгромленной армии. А Сатана сколь велик, столь и «одинёшенек», как плаксиво отметила Гавриловна. Спит, бедолага, в советской панельке, делит кровать с мумией алкоголички Клавы Половинки – не жив, не мёртв, аки мурлыка Шрёдингера. Из его извращённых посмертных сновидений в окружающий мир просачивается Юдоль, навевающая кошмары, от которых у особо чувствительных обитателей Земли вылезают волосы, кровоточат дёсны, а на теле появляется нездоровая пигментация.
Хотя не так уж и одинок Сатана. Клава Половинка, мёртвая невеста, чем не компания?! В этом мы с ним чем-то схожи, милая…
– Не из гордыни!.. – вскрикивает в волнении Сапогов. – Но самое лютое одиночество во Вселенной – это я! – и ударяет себя бледным веснушчатым кулаком в грудь. – Я! Я! А не Сатана!.. Извиняюсь, что перебил!..
– И главное!.. – итожит Макаровна. – С Богом и Люцифером нельзя по-настоящему договориться, рано или поздно сожрут. Вот и смекай, стоит ли им служить?!
Сапогов мрачнеет:
– И какой выход?
– А сделать так, чтоб тебя жрать не хотели!
Восстановленная сцена с Прохоровым – совместное творчество Сапогова и Макаровны. Но ведьмак в своём рассказе ничего
