Причуды старика - Флойд Делл

— Энн Элизабет — сторонница радикализма, — ответил Джо, — а м-ру Уиндлу вздумалось почему-то разыгрывать роль ее отца. Ее фамилия Лэндор.

— Она хорошенькая? — задумчиво спросила Китти.

— Да, пожалуй. Худощавая блондинка.

— А что она собой представляет?

— У нее буйный темперамент, — с улыбкой сказал Джо. — Она сражается с полисменами.

— Суфражистка?

— Да, но не только суфражистка. Должно быть, она наизусть знает «Коммунистический манифест».

Немного спустя Китти задала еще один вопрос:

— Джо, ты бы хотел, чтобы я больше знала о политике?

Конечно, она не сомневалась, что он полюбил ее такую, какой она была. Нимало не интересуясь вопросами политики и умышленно их игнорируя, она ценила только личную жизнь и умела ей отдаваться. Джо в шутку называл ее очаровательной язычницей, но Китти не понимала, почему она — «язычница», и просила не называть ее так при посторонних людях. Они были женаты уже пять лет… Быть может, теперь Джо захотелось чего-то другого… Да, у него были кое-какие странности. Китти решила узнать…

Обычно Джо только смеялся в ответ на такие вопросы, — вопросы, порождаемые ее боязнью. Дело в том, что о самого начала она не верила в прочность своего счастья. До сих пор Джо всегда умел ее убедить в том, что она — маленькая дурочка и бояться ей нечего… Но сегодня он на секунду замялся, а затем ответил с необычной серьезностью:

— Не все ли равно, Китти, хочу я этого или не хочу? Человек остается таким, каков он есть, и не может измениться в угоду другому.

— Нет, может, если любит сильно, — возразила она.

Он улыбнулся.

— Значит, ты так сильно меня любишь?

Она энергично кивнула головой.

— Ну, хорошо, котенок! Если я когда-нибудь захочу, чтобы ты изменилась, я тебе скажу. А пока ты мне нравишься такая, как ты есть!

Это она и хотела услышать. Но ей нужно было задать еще один вопрос.

— Почему ты меня любишь, Джо?

— Потому, что ты — такая очаровательная маленькая язычница!

Опять это слово… Однажды она очень серьезно его опросила: —«Неужели ты действительно считаешь меня язычнецей?» А он удивил ее своим ответом: «Конечно! Ведь ты же — язычница!»

Некоторым словам Джо придавал какой-то особый смысл, — она это знала, и подозревала, что под этим словом кроется что-то другое, не очень лестное. И теперь, когда Джо со смехом ее обнял, она надулась и сказала:

— Я не хочу, чтобы ты меня так называл, Джо.

— Почему?

Но стоило ли отравлять счастливую минуту нелепым спором?

— Потому! — ответила она, подставляя ему губы.

Но в ту ночь у нее был кошмар, и она горько плакала во сне, так что Джо коснулся ее плеча и разбудил ее. Она не могла бы ему рассказать, что ей приснилось. Секунду ей было очень страшно, а потом она окончательно проснулась и забыла свой сон. Кажется, ей снилось что-то о ее детстве…

Китти не любила говорить Джо о своем детстве… не любила об этом думать. Она ему сказала, что ее отец был профессором университета, и это была правда. Но он лишился места и сбился с пути, когда она была совсем маленькой. Семья страшно нуждалась, пока старшие девочки — братьев у Китти не было — не подросли. Отец большей частью сидел без работы; лишь изредка удавалось ему получить место простого рабочего, но удерживал он его за собой ненадолго. Иногда в поисках работы он уходил из дому, но денег семье не посылал. Не раз приходилось им голодать. Наконец он ушел и больше не вернулся, а мать с горечью сказала детям, что отец их бросил и стал бродягой.

Китти, младшая в семье и любимица матери, не принимала участия в этой борьбе за жизнь. Ее, молоденькую и хорошенькую, семья баловала, несмотря на нищету. Она ходила в школу, ей дарили красивые платья… И все-таки жизнь была для нее кошмаром, пока она не встретила Джо на балу пять лет назад в Сан-Франциско. Мать сказала ей, что она — дура, Джо — бездельник и кончит так же, как кончил ее отец. Но она его любила. В то время Джо был без работы, и ему пришлось влезть в долги, чтобы на ней жениться. Но вскоре он узнал о месте репортера в Сан-Анджело, и они переехали туда. Оба были счастливы. Только об этих годах, прожитых вместе с Джо, любила она думать. Ей удалось забыть, что когда-то она была запуганной маленькой девочкой. Воспоминания прорывались только во сне.

Джо до женитьбы был шалопаем, но теперь он остепенился, зарабатывал неплохо, и можно было надеяться, что он сделает карьеру. Китти очень им гордилась. Жизнь была такой простой и понятной, что Китти ни о чем другом и не мечтала и жила только своим мужем. Она его любила, она была его «милой маленькой язычницей». Конечно, она хотела быть не только «язычницей» — она хотела быть хорошей женой, и думала, что это ей удается: она экономно вела хозяйство, выискивала дешевые магазины, сама готовила завтрак и обед, заботилась о маленьком бёнгало, принимала гостей Джо, сама шила себе платья… — можно ли требовать большего от жены? (Это слово «язычница» звучало как-то странно… словно они жили не в браке!)

Последнее время Джо часто проводил вечера вне дома, так как должен был присутствовать на митингах радикалов, но Китти знала, что его заметки нравятся редактору, который недавно дал ему повышение. Джо со смехом уверял ее, что скоро всех радикалов посадят в тюрьму, и ему не придется больше ходить на митинги; тогда его специальностью будут респектабельные убийства. Китти на это надеялась! Было в Джо что-то, приводившее ее в смущение, — что-то, оставшееся от его прошлого… а его прошлое она хотела забыть так же, как и свое, и не любила, когда он об этом говорил. До встречи с ней он по какому-то нелепому поводу отказался от места и стал жить жизнью бродяги. Но женитьба его изменила. Впродолжение пяти лет дела шли прекрасно, и теперь не о чем было думать…

Она покачала головой, когда он спросил ее, что ей приснилось. Он стал ее целовать и утешать, а она страстно отвечала на его поцелуи.

— Ты меня действительно любишь, Джо?

— Да!

Держа ее в своих объятиях, он снова и снова просил об одном: ему хотелось иметь ребенка. Просьба эта приводила ее в ужас, и она испуганно шептала:

— Нет, нет!..

Могла ли она