Охота за тенью - Якоб Ведельсбю

— Чтоб тебя! — внезапно восклицает Йохан. — Он нас ждал.

— Можешь от него избавиться?

Я слежу за мотоциклистом в боковое зеркало. Он на внедорожнике с задранными крыльями, на голове — зеркальный шлем. Одет в джинсы и черную штормовку, за плечами — рюкзак.

— Да, есть у меня одна идея.

Мы въезжаем в Марбелью, Йохан едет в сторону старого города, потом внезапно резко сворачивает на подземную парковку и на полной скорости несется вниз. Мотоцикл газует позади нас. Мы бегом поднимаемся по ближайшей лестнице и выскакиваем наверх, я стараюсь поспевать за Йоханом по узкой улочке. Оказываемся на площади, обсаженной по кругу деревьями, ветви которых гнутся под тяжестью апельсинов. На скамейках сидят женщины и мужчины, болтают и курят, дети играют здесь же.

— По этому лабиринту улочек запрещено ездить на машинах и мотоциклах, а я знаю это место вдоль и поперек, — поясняет Йохан негромко.

Мы быстрым шагом пересекаем площадь, минуем пару сувенирных магазинчиков и сворачиваем в еще более узкий проход между двумя двухэтажными белыми домиками. Одну из стен покрывают вьющиеся растения. До меня доносится запах лаванды, и я замечаю на противоположной стене горшки с лиловыми цветами. Мы форсируем еще одну площадь и продолжаем сворачивать с одной узкой улочки на другую. Я уже давно перестал ориентироваться, но Йохан отлично представляет себе, где мы.

Вскоре старый город остается позади, и мы идем по широкому тротуару. На обочине, касаясь друг друга плечами широких листьев, растут пальмы. Минуем две гостиницы и выходим на набережную.

— Ну вот мы и на месте.

Йохан входит в двери апартаментов «Принцесса Плайя» и кивает администратору за стойкой. Я вхожу следом.

— Петер! — доносится до меня чей-то голос.

Резко поворачиваюсь. С одного из диванов в зоне отдыха поднимается Сара и направляется в мою сторону. Мы сдержанно обнимаемся.

— У тебя ошарашенный вид.

— Да уж, у тебя получилось меня удивить.

— Ты сам написал, что мы можем встретиться здесь. Это прекрасно вписывалось в мой график, но ты, очевидно, не получил эсэмэску, я отправила ее около часа назад.

Я качаю головой:

— Я потерял телефон.

— Может быть, я некстати? Ничего страшного, вернусь в Ронду.

— Нет-нет. Все замечательно. Очень здорово, что ты приехала.

Я бросаю взгляд в направлении Йохана, который занят беседой с администратором. Он оборачивается и машет нам рукой.

— Здорово, что я тебя нашла. Спасибо за вчерашний вечер.

— Да, точно, и тебе спасибо за вчера, — бормочу я в ответ.

Сара берет меня под руку, и мы идем к лифту.

— Я скучала, — шепчет она.

Мы выходим из лифта на девятом этаже, Йохан целеустремленно сворачивает влево. На медной дощечке справа от двери с номером восемьсот восемь значится фамилия «Мек».

Йохан уверенно отпирает дверь.

— У администратора на имя Марии оказалось два ключа вместо одного. Этот парень тут новичок, он меня не знает, так что пришлось ему звонить Марии и спрашивать, можно ли дать мне оба ключа.

— Как у Марии дела? — интересуется Сара.

— В порядке, насколько мне известно.

Воздух в квартире тяжелый и затхлый. Йохан раздвигает балконные двери, открывает окна в спальне и в той части гостиной, где расположен кухонный уголок. На одной из стен висит несколько полотен — абстрактная живопись в ярких насыщенных тонах. В уголках полотен — подпись: Мария. Морской воздух постепенно наполняет комнаты, дышать становится лепте. Мы с Сарой выходим на балкон, наблюдаем за крошечными фигурками, двигающимися по набережной, любуемся переливающейся синевой моря.

— Как давно ты работаешь на Ханну? — спрашиваю я.

— Скоро три месяца, как я туда перебралась. Пришлось продать квартиру в Копенгагене. Мне было необходимо попробовать себя на новом поприще.

— А что случилось?

— Не удалось наладить дела в моей фирме, — медленно произносит она.

Ее голос сливается с шумом волн, бьющихся о набережную.

— Что скажете, как вам вид?

Мы оба вздрагиваем.

— Превосходно. Как раз стояли и наслаждались, — отвечает Сара.

Йохан ставит на столик стакан и чайничек с водой.

— Удивительный город — Марбелья, — продолжает он, прислоняясь спиной к стене. — Великолепный и своеобразный. Его слава превосходит известность Фуэнхиролы и Торремолиноса. Нефтяные миллиардеры и другие небедные люди из тех стран, где популярен гольф, понастроили тут в округе роскошных особняков. Приезжают на пару недель в году, запираются в своих виллах и позволяют себе все, за что на родине рисковали бы тюремным сроком. И жилые комплексы наподобие вот этого растут как грибы — обычные европейцы коротают здесь последнюю треть своей жизни. Прогуляйтесь по набережной, посмотрите вывески — сплошь немецкие, английские, голландские и датские фамилии.

Йохан опускается на лежак, закидывает ноги на цветочный ящик и мнет веточку лаванды. Рядом со мной в горшке поникшая пальма: земля давно высохла и потрескалась.

— И все-таки это приятно — возвращаться куда-то, где ты бывал. Тесть с тещей были здесь счастливы, и мы с Марией с удовольствием проводили время в этой квартире. Мой тесть всегда говорил, что хочет умереть именно здесь, хотя мыслей о смерти боялся панически…

— Ты действительно мне очень нравишься, Петер, — шепчет Сара мне на ухо, когда я вхожу вслед за ней в комнату для гостей.

Она устала, ей необходимо отдохнуть.

— Ты тоже мне нравишься.

— Правда?

— Да, правда-правда.

Мы долго целуемся, а потом Сара рассказывает, что завтра ей нужно ехать в Танжер на встречу с производителем ковров.

— У меня сделка с оптовиком в Копенгагене, хочу поставить ему пятьсот марокканских ковров ручной работы. Он перепродаст их дальше — в интерьерные и мебельные магазины.

Вероятно, я похож на вопросительный знак, потому что Сара поясняет:

— Этим бизнесом я занимаюсь параллельно с работой на твою сестру. Хочется попробовать что-то новое. Это же фишка: качественные ковры из семейных ткацких мастерских в Северной Африке.

— Да ты бизнесвумен!

— Такая уж у меня семья. Да и твоя, кстати, тоже.

Она вытягивается на постели и закрывает глаза. С трудом подавляю желание забраться под укрывающую ее простыню.

— Спокойных снов, — шепчу я и тихонько выскальзываю из комнаты.

Снова усаживаюсь на балконе, дремлю, окутанный лавандовым ароматом, представляю себе, как отец Марии встает на ограждение балкона, решительно разводит руки в стороны и парит вниз, навстречу набережной. Сильная и короткая вспышка боли. И — последние секунды жизни, пока еще угадываются очертания моря — сквозь туман, волны, ароматы.

— Ты спишь? — спрашивает