Термитник 2 – роман в штрихах - Лидия Николаевна Григорьева
Просто жить – не так уж и просто. Иногда приходится защищать свое право на это. Тихо, мирно и без жертв. И пусть тот, кто без греха, кинет в них камень.
109. Не пара
«Должен тебя предупредить: я не просто из рабочего класса, я и сам – рабочий класс. Мастер по ремонту пишмашинок. И ещё… я – алкоголик. Но тихий. И умею это скрывать. Зато хорошо леплю пельмени. И дача у меня есть. Дом сам построил. Руки мои работу любят. И машина – «москвич». На ходу, как ни странно. Ни разу в аварии на ней не попадал. И жена была. Дочка там растёт. Алименты плачу. Вот плАчу, но плачУ. И не шучу. Только на сигареты дешёвые и остаётся. Так что смотри сама. Мы не пара. А то, что в изостудию одну ходим, так это дело поправимое. У меня скоро запой должен начаться под новолуние, как обычно. Ты меня больше на занятиях и пленере не увидишь. И успокоишься. Выдумка это всё – любовь твоя девичья. Откуда ей взяться. Ты ещё девочка совсем. А полюбила дядьку с бородой. Иди, рисуй свои картинки, Соня. У тебя получается. Для меня эта живопись как психотерапия. Доктор прописал. А у тебя талант, мастер зря говорить не будет. Вот проводил я тебя, а знакомиться с мамой твоей не пойду. Это лишнее, поверь мне. Ты же сказала, она искусствовед, музейный работник. А я простой работяга. Ну что ты… что ты разнюнилась. С таким красным носом никто и правда замуж не возьмёт».
Прошёл год, как пишут в плохих телесериалах. И правильно пишут, время-то не остановишь. Наступили лихие девяностые. Соня успешно поступила в Суриковку. Сдала первую сессию и родила мальчика. Веней назвали, Вениамином.
Муж остался без работы, да и пишмашинки вскоре никому не стали нужны. Тогда он открыл свою мастерскую по ремонту чего угодно. А потом наладил производство рамок для картин. И словно бы сам собой возник их семейный магазин для художников: кисточки, краски, бумага, холсты. Бандиты окрестные, рекетиры эти, вместе с ним росли на Автозаводской и его не трогали. Машину они со временем поменяли на более просторную, на «вольво». Потому что Соня разохотилась и разбежалась второго рожать. На даче муж пристроил для неё застеклённую мастерскую. Чтоб писала свои картинки, не отрываясь от материнства. Бороду он сбрил, и оказалось, что лицо у него совсем молодое и беззащитное. Вот и не смог от любви её защититься.
110. Малыш
В коляске сидел сердитый малыш с насупленым взрослым лицом. «Они уже рождаются такими», – подумал Павел и отвернулся, чтобы не смущать. И не смущаться. Не помогло. Недовольный малыш загудел басом, а потом перешёл на визг. Никто не знает, что нужно делать в таких случаях. И этот не был исключением. Две молодые мамы чуть в стороне от лавочки, на которой сидел Павел, болтали каждая по своему телефону, покачивая коляски, в которых их младенцы скорее всего спали. Мамы вели себя так, словно их совсем не касается то, что происходит. Было не совсем понятно, чей же это малыш, кого к нему позвать и чем он, собственно, недоволен. Скорее всего ему было жарко, а голубая панамка валялась в пыли под коляской. Павел поднял её, отряхнул от пыли и надел на большую для такого малыша голову.
Человек, который назначил Павлу встречу в этом хилом городском скверике, явно запаздывал. И крик младенца был тут совсем некстати. От него у Павла зазвенело в ушах. Тем более, что было очень душно. Сгущались тучи. Громыхал дальний гром. Приближалась гроза. Пора было искать укрытие. Две молоденькие мамы быстро собрались и укатили свои коляски в соседний дом. А сердитый малыш, на крик которого так никто и не пришёл, к изумлению Павла, остался. Вернее, они остались вдвоём в этом чахлом, пыльном скверике. Встать и уйти стало совершенно невозможным. Во всяком случае, одному. Не бросать же в беде ребёнка. А что это беда, любой бы теперь догадался.
Павел подошёл к коляске с мальчиком, чтобы поправить одеяльце, и малыш тут же замолчал и схватил его за палец. И больше не выпускал. Ни тогда, когда Павел довёз малыша до участкового, от которого узнал, что маму мальчика, которая бегала в магазин за молоком, ненадолго оставив коляску и понадеявшись на двух соседок, только что сбила машина, ни в совете по делам ребёнка, где он пытался потом оформить хотя бы временное опекунство над ним, а ему, как холостяку, в этом отказывали, ни тогда, когда маму малыша выписали из больницы в гипсе и на костылях. И Павлу невольно пришлось какое-то время помогать не просто жить, а выживать этим двум посторонним до этого летнего, душного грозового дня, людям, когда малыш словно бы приковал его к себе внезапной хваткой, и улыбкой на заплаканном лице, вспыхнувшей навстречу Павлу. И это был бы хороший финал для такой непростой истории.
Но на самом деле всё было не так.
Под раскаты грома Павлу позвонил деловой партнёр и переназначил их встречу в другом месте. Наш герой и в самом деле не бросил малыша, а отвёз его в коляске под широкий козырёк подъезда, в который вошли ранее две женщины, сидевшие в сквере. Если что, дождь не намочит малютку под таким большим навесом. По логике, эти соседки должны были бы или видеть, или знать мать мальчика, а значит, узнали бы, что случилось, и где можно найти его родственников.
Вроде бы всё сделал как надо, ведь опаздывал на важную встречу.
