Обед, согревающий душу - Ким Чжи Юн
«Интересно, как там поживает моя Мунчжон, у которой за окнами настоящий Нью-Йорк? Опять не звонит. Ох, наверняка с утра до вечера без передышки рисует свои картины!»
Кымнам, одетая в трикотажные джоггеры цвета слоновой кости и тонкий нежно-зеленый свитер, подошла к окну гостиной и подняла шторы плиссе. Наступил сезон ранней весны кёнчхип[106], когда просыпаются первые лягушки. Теплые лучи заиграли на ее лице, и Кымнам закрыла глаза, наслаждаясь этим ощущением.
Продолжая напевать, Кымнам затопала ногой в такт музыке. С мизинца на нее все еще глядел нарисованный лаком маленький цветочек-яичница. При виде его Кымнам довольно улыбнулась и подумала о Чони. Какое счастье, что они с Ынсоком наконец-то разрешили себе любить друг друга. Все потому, что научились любить себя. Словно на выжженном поле наконец-то распустились цветы.
Кымнам прошла на кухню, окна которой украшали шторы с рюшами, и достала упаковку кофе. Этот кофе ей привезла из поездки во Вьетнам госпожа Хван, с которой Кымнам посещала уроки каллиграфии в культурном центре. Теперь нужно только повесить бумажный фильтр на кружку и залить все горячей водой. Пускай сегодня утром будет кофе со вкусом фундука! Она достала простую белую кружку и поместила сверху фильтр с рисунком белочки. Обрезав его по пунктирной линии, Кымнам увидела темно-коричневые молотые зерна, которые не спеша залила водой из чайника. Кофе вздулся пузырем, словно круглая булочка, и тут же медленно закапал в кружку. Стоило лишь вдохнуть этот аромат, как наслаждение разливалось по телу.
— Глядишь, так все живущие по соседству лягушки проснутся! — рассмеялась Кымнам.
Дзынь!
В этот момент из тостера выпрыгнули два кусочка золотистого, поджаренного до хрустящей корочки хлеба. Кымнам достала из холодильника самодельный клубничный джем, затем взяла с подоконника мягкий авокадо и разрезала его пополам. Едва она пошевелила косточку, как та выскочила из половинки. После чего Кымнам нарезала спелый авокадо, в цвете мякоти которого сливались желтый и светло-зеленый оттенки. Сверху она побрызгала кусочки оливковым маслом и посыпала их солью с перцем.
— Так-так. В какую же тарелку положить, чтобы выглядело презентабельно?
Кымнам подошла к кухонному шкафу и встала перед стеклом. Аккуратно расставленные тарелки были одна другой красивее. Что же выбрать? Она потянула за ручку и наконец вынула розовую тарелку с изображением богини Афродиты. Кымнам положила широкий нож рядом с кусочками авокадо, водрузила их сверху на лезвие и осторожно перенесла на тарелку. Затем добавила туда же поджаренный хлеб, достала из ящика десертный нож с розовой ручкой и вилку. Красиво разложив все, Кымнам довольным взглядом окинула стол:
— Сегодня день розового цвета!
Она присела на стул и включила планшет, стоящий на столе. Техника быстро распознала ее лицо, и Кымнам тут же запустила фейстайм, чтобы поговорить с Мунчжон.
«В Нью-Йорке сейчас как раз шесть часов вечера. Надеюсь, она там в суете не забывает поесть?»
Кымнам гордилась дочерью, которая смогла осуществить то, что не удалось ей самой. Мунчжон стала художницей и уехала в Америку… Но иногда Кымнам было жаль дочку, которая продолжала твердить, что мамина мечта — это ее мечта.
Кымнам намазала хлеб сладким джемом и уже откусила кусочек, как вдруг вспомнила: «Вот те на! Фотографию-то я не сделала! Вот растяпа». Она всерьез решила стать грэндфлюэнсером, а для этого пообещала себе снимать влоги, но в итоге все время забывала про съемку.
— Эх, уже и раскрошила все… Ладно, сниму вечером.
Расстроившись, Кымнам глотнула кофе, и тут Мунчжон наконец подняла трубку. Она так похудела, что Кымнам еле узнала ее. Сказала, что готовится к выставке, и несколько дней не брала трубку, а сама совсем загнала себя!
— Ого! Наконец-то взяла! Я ведь так забуду, как выглядит моя дотер. Все время не берешь трубку.
— Да, была ужасно занята. Ничего не успеваю.
— Но ты точно моя дотер? Никто тебя не запер и не морит голодом? Что с тобой случилось? Совсем похудела!
Глубокая складка на веке, бледное, осунувшееся лицо, на котором выступили скулы, и редкая челка придавали ее образу еще больше болезненности.
— Просто каждая выставка — огромный стресс. А тут еще и мой гастрит. Когда выставка закончится, я быстро наберу вес.
— Ух, совсем тебя замучили. Я надеюсь, ты ешь три раза в день? Непременно начинай утро с нормального завтрака с рисом. Не перебивайся одним хлебом! Как там мой зять поживает?
— Ну ты даешь. Сама уплетаешь хлеб, а меня заставляешь завтракать рисом? — прыснула Мунчжон. И Кымнам виновато засмеялась вслед:
— Май мистейк! Надо было сначала доесть, а потом звонить. Так как там зять?
Мунчжон отвела взгляд:
— Еще на работе. Мам, у меня батарейка садится. Я позвоню потом.
— Ладно. И все же еда — это маст хэв![107] Питайся как следует, не то заболеешь.
— Хорошо. Я позвоню.
— Давай, доченька, хэв э найс дэй!
Мунчжон отключилась. Кымнам сильно разволновалась из-за состояния дочери. Когда она сказала, что займется живописью, Кымнам обрадовалась, но в то же время ей не давала покоя мысль: что, если дочка выбрала этот путь только из-за нее?
— Совсем исхудала. Лицо вытянулось, как колбаска ттока. Ах да! Я же обещала продать госпоже Тток молотый красный перец из Хонсона! Опять вылетело из головы…
В последнее время Кымнам все чаще стала произносить эту фразу. За двадцать лет управления магазином она ни разу не получала жалоб от клиентов, и вот недавно это случилось впервые. Кымнам делала салат из белой редьки и случайно посолила его дважды. Редьку словно вымочили в морской воде — настолько соленым получилось блюдо. В тот день более ста человек купили у нее обеды, и только один вернулся с жалобой. Это был его первый обед, купленный у Кымнам. Все остальные, постоянные клиенты, видимо, посчитали это небольшой ошибкой или же и вовсе шуткой Кымнам. При одной мысли об этом случае Кымнам покрывалась холодным потом. Но, думая обо всех тех, кто без возмущения съел тот злополучный салат, Кымнам только укреплялась в желании сохранить свой магазин на долгие годы.
Стоя перед входной дверью, она сунула ноги в коричневые угги. Эти объемные, похожие на медвежьи лапы сапоги носили целых двадцать лет назад, и теперь они, кажется, снова вошли в моду.
«Все-таки мода возвращается!» — подумала Кымнам и в радостном настроении вышла за
