Год без тебя - Нина де Пасс

Я мотаю головой, не открывая глаз, и пытаюсь справиться с приливом адреналина, захлестнувшим и меня. Пытаюсь умерить чувство глубокой благодарности за то, что все еще жива. Все-таки причин не задерживаться на крыше у меня куда больше.

Запястье начинает ныть. Я задираю голову – оно все еще заключено в крепкой хватке Гектора. Он так не ослабил ее, хотя мне уже ничего не грозит. Рукав задрался, и в тусклом свете звезд мой шрам-зигзаг ярко выделяется на фоне кожи.

Он хватает мою вторую руку и одним ловким движением затаскивает меня к себе на стенку. Очутившись в безопасности, я осматриваюсь в поисках Рэн, но вижу лишь последний промельк ее волос, когда она скрывается под лестницей.

– Прости, – хрипло, с отчаянием в голосе говорю я. – Я пыталась тебя предупредить. Я ужасный человек.

– Не мне тебя прощать, Кара, – после долгой паузы отзывается Гектор.

– Знаю, – признаю я и смотрю на него с мольбой, мысленно убеждая его понять. – Я должна была тебе рассказать. Я знаю, что момент неподходящий, – я знаю, что у тебя и так забот полно, и в сравнении с тем, что переживаешь ты… – Я не знаю, что еще сказать. – Ты должен был узнать, – без надежды добавляю я. – Прости.

Он кивает:

– Неприглядная правда.

Я нервно сглатываю.

– Хуже уже не будет.

– Надеюсь на это, Кара. Очень надеюсь. – Гектор взмахом указывает на лестницу. – Тебе бы лучше Рэн найти. Времени у тебя в обрез. – А затем отворачивается и снова упирается взглядом во тьму.

36

Я не была на похоронах Джи. В тот день меня только выписали из больницы, и я себя неважно чувствовала.

Очередная ложь.

Я была в синяках, бинтах и потрясена, но стоять вполне могла. Я могла прийти.

Помню, как мама с Майком вернулись домой: лицо у нее опухло от слез, рука слишком крепко вцепилась в руку Майка. Я чистила один апельсин больше часа, сковыривая его жесткую шкурку обкусанными до корней ногтями. Помню, как думала, что это должно быть больно, но не чувствовала вообще ничего.

Помню, как думала, что покинула свое тело, поскольку все это не могло быть правдой.

Мама села на диван рядом со мной и произнесла все то, что обычно говорят после похорон.

– Красивая была служба. Удивительно много людей. Все очень любили Джорджину, да? Ее отец произнес речь – замечательную, от лица всей семьи.

Да, ее все любили, хочется заорать мне. Конечно, ее любили. И она все равно умерла. То, что на службе было удивительно людно, этого не изменит.

– Бойфренд Джорджины вроде приятный парень, – сказал Майк. – Сидел в первом ряду вместе с ее семьей. Они, похоже, по-настоящему с ним сроднились.

– Джеймс сидел с мистером и миссис Кантер? – спросила я, и оба уставились на меня. Вероятно, потому что это были мои первые слова за весь день.

– Да, дорогая, – ответила мама. – Мы с ним познакомились после службы. Он спрашивал про тебя.

– Как он?

– Что ты имеешь в виду?

– Именно то, что сказала. Нормально выглядел? Расстроенным? Как он держался?

Она взглянула на меня со странным видом.

– Он был безутешен, Кара. Вполне ожидаемо.

Я заскрипела зубами; на меня накатила жгучая злость. Меня шокировало это чувство – и то, что я вообще что-то почувствовала.

Помню, как встала, как сказала родителям, что иду прогуляться, как они удивились моему решению выйти из дома. Хромая и вся в повязках, я как-то умудрилась преодолеть два квартала, отделявшие меня от дома Джеймса, и стучалась в дверь, пока он не открыл.

У него за спиной я заметила наших школьных друзей. Их было много. Помню, как к горлу резко подкатила тошнота. Что это было? Поминки после поминок? Мне было больно видеть всех их вместе – без меня. Без Джи.

– Кара, – сказал Джеймс, выйдя на крыльцо и прикрыв за собой дверь. – Ты выглядишь…

– У тебя что тут, вечеринка? – оборвала я его.

– Это не вечеринка, – возразил он, и мне было приятно видеть, в какой ужас его привело это предположение. Джеймс молча смотрел на меня несколько секунд, будто не знал, что еще сказать. Я почувствовала себя полной идиоткой. – Что ты здесь делаешь?

Я пыталась вспомнить, почему мы так поступили. Я старалась, правда старалась увидеть в нем хоть что-то, что могло бы это оправдать. Что могло бы облегчить эту ситуацию.

Дорогая Джи, я охмурила твоего бойфренда, но оно того стоило, потому что… потому что… не стоило оно того.

– Держись подальше от Кантеров. Клянусь тебе, Джеймс, если ты хотя бы…

В его лице проступила злость.

– Если я что, Кара?

– Они ведь только что… они только что потеряли… – Я пыталась что-то объяснить, но слова путались, цеплялись друг за друга, поэтому я лишь сказала: – Просто не вешай им лапшу на уши, они и без этого обойдутся. Если бы они знали, как ты поступил с Джи…

– Тс-с, Кара, говори тише. – Джеймс с тревогой оглянулся на дверь.

– То есть ты никому не рассказал?

Я пришла в замешательство. Если никто ни о чем не знал, почему тогда никто так и не навестил меня в больнице?

– Нет, конечно, – ответил он и посмотрел на меня как на ненормальную. – Об этом знаем только мы с тобой.

– И Джи, – добавила я, и у меня перехватило дыхание. – А ты теперь изображаешь любящего бойфренда. Противно смотреть.

У него на лице заходили желваки.

– Джи по-настоящему мне нравилась, знаешь ли, – очень тихо сказал он.

В этот момент распахнулась дверь, и до меня донесся голосок Поппи:

– Джеймс, с кем ты тут разговариваешь?

Она ошарашенно распахнула глаза, увидев меня с моими синяками и повязками, но взглядом со мной так и не встретилась. Спустя миг позади нее возникла Леннон.

– Кара, что ты тут делаешь?

Годы доброй дружбы превратились в пепел.

Я вспомнила, что накануне мне сказала мама: «Когда происходит что-то ужасное, друзья показывают свою истинную суть. Тут, Кара, либо всплывешь, либо потонешь. Позвони девочкам – они тебя удержат на плаву. Для этого и нужны подруги».

Поппи и Леннон не были в курсе всей тяжести моего проступка, но все равно отстранились и наблюдали, как я тону.

37

После стольких лет дружбы с Леннон и Поппи мне было обидно, что они так и не навестили меня в больнице. Однако в то же время мне так было проще. Они отвернулись от меня, но и я не возражала. Мне не