Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров
Вражины раком заболели,
Шизофренией и чумой
И в одночасье околели,
Едва колдун пришёл домой!
Ираклий особенно широко распахнул меха аккордеона и горло. Песня взмывает на птичью высоту, замирает где-то в вечереющем поднебесье:
Колдун, проклятья восклицая,
Сварил вареники и ест,
И на груди его мерцают
Пентакль и осквернённый крест!..
– Но я ещё хотел спросить!.. – повышает голос Сапогов. – Вы только что говорили о вселенской порче! Не связана ли она как-то с Юдолью?! Просто очень Юдолью интересуюсь!..
– Чего?! – переспрашивает Борисыч, прикладывая ладонь ракушкой к волосатому уху. – Вас плохо слышно!
– Без пригласительного не пустят! – гудит шизоидный Геннадьич.
А Николаич лилипутским дискантом советует:
– А вон Валерьяныч у тополей с молодёжью общается. Вы к нему подойдите. Он тут за старшего…
И сразу отворачивается от Сапогова:
– Слышали, Самуиловна придумала, чтоб в больницах переливать людям не донорскую кровь, а менструальную! Награждать её сегодня грамотой будут!..
Вот, милая, уже и видения Лёши Апокалипсиса начинают воплощаться в реальность. Скоро у матерей кормящих в грудях заведутся черви вместо молока – как и было предсказано юродом!
Сапогов видит Прохорова в окружении неофитов. Из-за чьей-то спины вынырнула и спряталась клоунская рожа Гавриловны. Теперь-то Андрей Тимофеевич заодно увидел Макаровну. В вязаной кофте, переднике и нелепой коричневой юбке, из-под которой выглядывают серые шерстяные рейтузы; оделась как на дачу или рынок. Рядом ещё с полдюжины возрастных колдунов и двое «дружинников».
Этих широкоплечих с пудовыми кулаками мордоворотов звать Титыч и Никитич. Что-то вроде охраны. Кстати, это они вывели с майдана Азариила и юного торгаша. У Титыча во рту золотые фиксы расположены в шахматном порядке. Никитич украсил правую, татуированную именем Вова кисть тремя увесистыми перстнями с магическими символами; помимо прочего, «печатки» при необходимости заменяют кастет.
Прохоров нарядился максимально небрежно: верх – пиджачный, низ – спортивные штаны и какие-то несуразные штиблеты. Но ему можно, он главный. Мельком оглянулся на счетовода и продолжил беседу.
Интересно, о чём он с таким самодовольством распинается? По лицу как тени бродят ужимки. То улыбнётся, то вдруг обрастёт каменной серьёзностью, будто фотографируется на паспорт. Но всё равно где-то в уголках глаз дрожат чертовщинки – выдают игру, презренное лицедейство.
Андрей Тимофеевич по шажку приближается к компании. Издали кивнул Макаровне, а та сделала вид, что не признала счетовода.
Вот уже слышен дробный тенорок Прохорова:
– Давайте, значит, поприветствуем наших новых коллег: Эдуардыча, Олеговну и Аркадьича!..
Прохоров занят важным делом – раздаёт отчества новым адептам Тьмы. Знаковое для каждого начинающего колдуна или ведьмака событие! Происходит обычно сразу после раскрещивания. А кто некрещёный (таких, к слову, большинство) – просто первое посвящение. Нынешний слёт ещё и красный день бесовского календаря – может, день рождения Иуды или именины мамаши Антихриста.
Эдуардыч, брюнет с заячьей губой, кивает обществу:
– Что было, то сплыло!..
Олеговна, тощая безгрудая девица с сальными редкими волосами, смущённо теребит платочек и тоже отвешивает поклон:
– Что пришло, в меня навеки вошло!
Аркадьич, он чуть постарше остальных, с ячменём на глазу, кланяется земно обществу:
– Кем был, про то забыл! Аз есмь ныне Аркадьич, бесовской обыватель, сатанинский выгодополучатель!
– Аз есмь Олеговна! – вторит девка.
– Аз есмь Эдуардыч! – шлёпает заячьей губой худощавый брюнет-сатанист.
Гавриловна подносит троице блюдо, на котором сухарики чёрного хлеба и солонка с так называемой мёртвой солью. Новообращённые тычут в солонку сухари, потом вдумчиво хрустят, а старшие колдуны без воодушевления аплодируют; им это давно не в новинку, да и нечего вкладывать в мероприятие, души-то давно нет.
Канонического текста отречения не существует. Почти всегда экспромт. В прежние времена говорили: «Сатане-Диаволу да Тьме-матушке служу, Христу-Богу не кланяюсь! Нет мне отныне ангела-хранителя, а есть лишь бес-наставник!»
Кто-то рассказывал, что вместо проклятий создателю пел в церкви песню Пугачёвой «Лето», и вроде был мощнейший эффект кощунства.
Посвящение закончено. Обрюзгший парень с рытвинами акне на скулах восклицает с обидой:
– А мне почему отчества не досталось! Валерьяныч! Обещали же! Ну как так?!
– Стёпушка! – Прохоров приторно улыбается. – Сколько прислали «снизу»! Не я этим руковожу!
– Говорили, пять отчеств в списке! – настаивает Стёпа. Видимо, чего-то большего ждал от вечера. Даже вдел гвоздику в лацкан серого в ёлочку пиджака. – А раздали троим!
– Они какие-то неказистые, остальные два! – Прохоров делает вид, будто заглядывает в бумажку. – Вот, смотри, что осталось: Абрамыч и Табуретыч! Неужели согласен, чтоб до конца дней тебя называли Табуретычем?!
Похоже на издевательство. Новоиспечённые колдуны подобострастно хихикают – Аркадьич и Эдуардыч. Полуплешивая Олеговна показывает огромные, как у грызуна, зубы. Ей-то повезло, а прыщавому Стёпе ещё ждать очередной бесовской даты. Это при том, что Олеговна – не образчик благозвучия. Табуретыч даже оригинальнее…
– Ну, давай Абрамычем нареку! – Прохоров ехидно щурится.
Вообще-то на бумажке, откуда он зачитывает, другое написано – может, список продуктов или стихи. Никто не спускает ему «снизу» никаких указаний и тем более отчеств, Прохоров единственное начальство тут. Это ведьмак развлекает себя и ближнее окружение. Ну и заодно демонстрирует новичкам, что ценить надо своё посвящение и чёрное причастие.
Помню, милая, как вечность назад нас принимали в пионеры. Сперва отличников, а спустя месяц хорошистов и троечников; было обидно, будто мы октябрята второго сорта…
– Или всё ж Табуретыч? – куражится Прохоров.
Вот что ему стоило предложить Данилыча или Леонидыча? Или хотя бы вычурного Ипполитыча? Львовича или даже Волковича.
– Погожу!.. – Стёпа безнадёжно машет и отступает.
По зардевшимся прыщам видно, как огорчён. А радоваться бы, дураку! Ведь «послушнику» ещё можно сбежать, душу грешную спасти. Жирный прыщавый Стёпа – советский нехристь, комсомолец, но если примет крещение – всё прошлое ему тотчас спишется, и сожрёт его Бог.
Прохоров – матёрый погубитель человеков. И всегда с индивидуальным подходом. Образования у него никакого, только подлость и хитрость, однако умеет пыль в глаза пустить. Скорее всего, в экстремальные минуты тёмный эгрегор нашёптывает ведьмаку нужные слова или имена.
– По авторитетному мнению Лютера, милейший Александр Фёдорович, – обращается Прохоров к учёному собеседнику, – Диавол создан Богом для казней. Он – палач на службе Господа. Демоны и бесы – орудия божьего мщения! – И глубокомысленно изрекает: – Получается, Ад – легитимный карательный орган небесной юриспруденции, а его представители сродни федеральным маршалам Дикого Запада, бродячим законникам с парой револьверов. Но согласитесь, любезный Александр Фёдорович, что сей факт, в общем-то, не красит Бога! Наказывать грешников чужими руками, то бишь лапами, а самому оставаться вроде как добреньким и чистеньким? Ну лицемерие же чистой воды! А у демонов и
