Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров

«И заодно рожу береги!» – мысленно добавляет Андрей Тимофеевич, вспоминая укушенную Богородицей Макаровну.

Какие же они смешные и нелепые, эти колдуны с ведьмаками! Крючконосые и косоглазые, вислогубые. Хромые и горбатые. Убогие, злые как дети. Эти нарочитые отчества ещё – будто какие-то югославские фамилии. Величают себя магами, а на деле просто никчемные марионетки, которым разрешено показывать недобрые карточные чудеса. Ничего они не могут и не умеют! Всё это мороки выдуманного жидкокристаллического мира. Хочешь, изведу их всех, милая, только дай знать! Игроки из Мира Божьего Постоянства ты да я, а это наше личное «Нинтендо»…

В ДК уже потихоньку начинают запускать гостей. У входа претенциозного вида парочка – небезызвестные в колдовских кругах Юрий Крик и Ядвига Подвиг. Не знаю, какого они мастерства чародеи, но статуса непростого. К примеру, у них не отчества, а творческие псевдонимы. Уже который год эти двое – ведущие сходок у Прохорова.

Юрий Крик одет во фрак с бабочкой. Высок, лицо партийного бюрократа, однако черты по-своему привлекательны – особенно когда Юрий Крик профессионально дарит людям жемчужный, как у дога, оскал. Держит себя легко и артистично; оно и понятно, бессменный конферансье.

Ядвига Подвиг костлява, с маленьким остреньким носом и колючими глазками – пронзительные чёрные бусины; причёска «под мальчика», на вид лет тридцать пять. На ней фисташкового цвета платье с оголёнными плечами, на которых запудрены прыщики.

Юрий Крик и Ядвига Подвиг, стоя в дверях, временно исполняют функции билетёров и вахтёров. Осуществляется шуточный (но, может, и на полном серьёзе) контроль.

– Есть Бог? – спрашивает поставленным баритоном Юрий Крик.

– Нет! – отвечает входящий и показывает пригласительный билет.

– Проходите! – Ядвига Подвиг складывает тонкие губы в улыбку.

Всё-таки заявлен семинар по научному атеизму, так что пароль вполне уместен. Суть же не в отрицании существования Бога. Всё глубже и серьёзней – целенаправленное магическое обессиливание христианского эгрегора.

Чего только не услышишь на колдовском майдане!

– Эй! – кричат чернявому парню с аккордеоном. – Ираклий! Петь-то будешь?!

Вот странно, что обратились не по отчеству. Видимо, бывают исключения. А может, этот Ираклий и не колдун, а просто сочувствующий.

– Изобрази, голубчик, нашу! – дружно просят молодые и старые. – Строевую!

Кудрявый, носатый, с базедовым кадыком – так выглядит Ираклий. Свитер в зигзагах и ромбах, серые штаны и туфли с пряжками. Он словно ждал просьбы. Снимает с плеча инструмент: благородного малахитового оттенка с перламутровыми клавишами, явно дорогущий и немецкий. Может, даже получше, чем тот, что был у матери Клавы Половинки – Ольги Николаевны. Она аккордеон преподавала и фано, я у неё тоже учился, милая, правда, недолго, всего полгода…

Ядвига Подвиг ставит для Ираклия стул. Судя по всему, кудрявый аккордеонист – часть программы, а не спонтанная самодеятельность.

Длиннопалые кисти, как музыкальные пауки, скачут по клавишам и кнопкам. Чувствуется, Ираклий – профессиональный музыкант.

Звучит знакомый с детства мотив послевоенной песни. Только слова другие. Юдоль, как извращённый стихоплёт, переиначивает всё на свой демонический лад:

У колдуна беда – не так ли?

Враги украли гримуар,

На стенах вытерли пентакли…

Как пережить судьбы удар?

Пошёл колдун, пылая местью,

На перекрёсток трёх дорог,

И закопал на перекрестье

С петушьей кровью сахарок…

Андрей Тимофеевич – старикан чёрствый, искусством его не пронять. Однако традиционное исполнение Ираклия ему куда приятней бубнёжа неформала Кимыча. Слушая песню, он ощущает даже какую-то лирическую сопричастность к драме оскорблённого колдуна, пылающего благородной яростью. Андрей Тимофеевич поступил бы так же – пошёл изводить врагов на перекрёсток.

Голос Ираклия стелется над майданом. Похоже, песня исполняется не первый год, многие подпевают. Те, у кого нет певческого дара, просто артикулируют. Это, видимо, своеобразный корпоративный гимн и музыкальный сигнал, что пора помаленьку занимать места в концертном зале, хотя до шести часов ещё минут пятнадцать. И редко когда всё начинается в срок.

И попросил колдун у Мрака

Мучений для своих врагов,

Чумы, шизофрении, рака —

Обряд провёл и был таков!..

И восхотело племя бесье

Отведать с кровью сахарок,

Разрыло вмиг на перекрестье

С поделом свежий бугорок!..

У входа толпится колдовской народ. Андрей Тимофеевич замечает у всех пригласительные – билетики или открытки. А у него-то нет!

«Вдруг не пустят?!» – пронзает неприятная мысль, которая, впрочем, отметается как абсурдная; да у Андрея Тимофеевича в кармашке палец Сатаны! Какой ещё пропуск нужен?!

Счетоводу надоело бродить в толпе. Он выискивает взглядом Макаровну. Пусть ведьма его представит кому-то. Не помешало бы официально познакомиться хотя бы с распорядителями собрания. Но старухи нигде нет. Может, вообще не придёт, она же за Смерть, а не за Сатану…

А Макаровна давно здесь, просто умеет быть незаметной. Гавриловну Сапогов тоже не вычислил, ведьма украсилась опереточным макияжем. Фиолетовые губы и тени, похожие на трупные пятна, насурьмлённые брови. Лоб рыжий! Это она седину в хне вываривала, и кожа окрасилась.

Гавриловна уже знает про палец Сатаны и всё нашептала Прохорову. Так что Андрей Тимофеевич весьма бы удивился, узнав, сколько зорких глаз исподволь наблюдают за ним!

Пожилые ведьмаки ветеранского возраста с раскладными пластиковыми стаканчиками в руках разливают на троих бутылку ликёра; нечисть, если что, предпочитает сладкие креплёные напитки, а пиво, вино и водку пьют реже.

– Валерьяныч давеча рассказывал, что разрабатывает глобальное проклятье Богу! – кряхит ведьмак Борисыч; руки у него трудовые, голова седая и формой напоминает пень из-за плоской макушки; на щеке три волосатых бородавки.

– Он же вроде до этого проблемой вселенской порчи занимался! – Геннадьич смотрит исподлобья, взгляд тяжёлый, шизофренический; и ещё сросшаяся правая ноздря, как у рептилии.

– Вопрос в другом, коллеги! – Николаич поднимает заздравный стаканчик.

Вид у него самый обычный, лицо морщинистое и без примет. Но вот голос писклявый, словно у лилипута.

– Как проклятье вывести на метафизическую орбиту? В небеса как доставить?

– Спутником?! – задумывается Борисыч.

Это уже не колдовской, а прям околонаучный разговор! Чокаются, пьют, закусывая конфетами из пакета, который держит в горсти Николаич. Бутылку поставили на запылённый карниз зарешеченного окна.

Сапогов кивает троице и бесцеремонно, на правах сверстника, вклинивается в чужой разговор:

– Простите, что вмешиваюсь. Пригласительный свой не могу найти. Как думаете, пустят без него?

Ведьмаки замолкают и подозрительно смотрят на статного незнакомца с кожаным портфелем.

Андрей Тимофеевич смекает, что как-то нарушил этикет. Чтобы исправить ситуацию, говорит, тыча пальцем в небо:

– Хорошая песня! Нужная и, главное, актуальная!..