Причуды старика - Флойд Делл
— А что вы чувствовали, читая ее письма?
— Я себя чувствовал так, словно весь мир лежит у моих ног, — сказал он и, робко взглянув на Энн Элизабет, добавил: — для меня она была единственной женщиной в мире.
— Должно быть, она — прекрасная девушка, — заметила Энн Элизабет. — У вас нет ее карточки?
— Нет, — с сожалением ответил он. — Перед отъездом из лагеря я отослал ей карточку.
Но Брюс не поскупился на слова и постарался описать ее внешность.
— Не думаете ли вы, — спросила Энн Элизабет, — что ваш долг — написать ей и объяснить, почему вы стали противником войны?
— Да, пожалуй, — задумчиво отозвался он. — Я бы мог также послать ей несколько брошюр…
— Нет, — возразила Энн Элизабет. — Брошюры ей не нужны. Ведь она хочет знать о вас.
— Но, право же, я не знаю, что мне ей писать, — признался он.
— Пишите так, как вы писали мне, — посоветовала она. — А если вы не помните, какие письма вы мне посылали, — добавила она с улыбкой, — я вам дам прочесть. Вот ваше последнее письмо.
Она достала из кармана пальто объемистый конверт, просмотрела исписанные листки и протянула ему.
— Подумайте, как она обрадуется, получив такое письмо!
— Вы, кажется, предлагаете мне снять с него копию? — засмеялся он.
— Ну, что ж! Это не так уж плохо. Каждая девушка обрадовалась бы такому письму от любимого человека.
— Во всяком случае, — засмеялся он, — ей я бы не предложил провести вместе ночь в горах. Она была бы шокирована.
— Не знаю, — возразила Энн Элизабет. — Пожалуй, у вас создалось неправильное представление о «благовоспитанных» девицах. Если бы это письмо вы послали ей, она была бы сейчас с вами.
— Вы действительно так думаете? — удивился он.
— Да. Не забудьте, что мы живем в военное время… и она вас любит.
Энн Элизабет порылась в своем дорожном мешке и достала сумочку, набитую вырезками, бумагами и письмами — письмами Дэва и Брюса. Вынув пачку писем, она положила ее на колени.
— Эти письма были мне дороги, Брюс, — сказала она. — Но я хочу вернуть их вам. В сущности они принадлежат кому-то другому.
Она протянула ему пачку и улыбнулась.
— Вы можете считать их образцом эпистолярного искусства. И не бойтесь писать ей так, как вы писали мне.
— Пожалуй, я попробую, — отозвался он и вдруг нахмурился. — Неужели… неужели вы умышленно для этого и захватили их с собой?
— Умышленно? Видите ли, мне не хочется льстить вам, но, как я уже сказала, ваши письма мне очень нравились, и они всегда были со мной. Вы это хотели знать?
— Я хотел спросить… когда вы согласились итти со мной в горы, вы заранее решили отдать мне письма?
— И не думала! По правде сказать, я понятия не имела о том, что сегодня произойдет, но решила итти навстречу всему. И… вы сами видите, как обернулось дело… Разве вы недовольны?
— Нет… пожалуй, — с сожалением ответил он.
— Я знаю, что вы рассчитывали на какое-то приключение, Брюс. Но ведь приключение могло быть только самое банальное. Для этого не стоило выделять меня из толпы. Любая девушка дала бы вам то же, что могла дать я. Но то, что сделала для вас я, вы запомните на всю жизнь. Я вас вернула вашей возлюбленной… Брюс, скажите, что вы рады!
— Вы всегда поставите на своем! — засмеялся он. — Я и рад и не рад… Это вас удовлетворяет?
— Но скорее рады?
— Этого я не скажу.
— Но это правда.
— Не скажу!
— И не нужно говорить, Брюс. Если бы я не была так рада за вас, я бы пожалела себя… Но мы будем благоразумны, не правда ли? Не нужно портить то, что сделано. Нет, ни одного поцелуя, Брюс! Подумайте, как было бы нелепо, если бы после всех этих благородных слов мы стали бы объясняться друг другу в любви!.. Ради меня вы должны быть сильным, Брюс!
Его мужская гордость, хотя он сам того не подозревал, нуждалась в этом признании ее женской слабости. Казалось, Энн Элизабет рассчитывала на его силу воли.
— Да, — хрипло сказал он и отвернулся. — Будем благоразумны.
— А кроме того, — со смехом продолжала она, — мы должны провести до конца нашу программу: заснуть и проснуться друг подле друга… Нужно торопиться, пока солнце стоит низко! В котором часу отходит ваш поезд?
— В девять вечера.
Как странно! Минуту назад он готов был забыть Эстер и отдать свое сердце этой удивительной девушке, но сейчас чары были сломаны. Недоступная его ласкам, она отошла от него на тысячу миль, и удивительнее всего было то, что он об этом не жалел. Он, как всегда, чувствовал к ней благодарность.
— Времени у нас мало, — сказала она. — Мы успеем только чуть-чуть вздремнуть, а затем тронемся в путь. Солнце нас разбудит. В городе мы расстанемся, и вы побежите на вокзал. Я спать хочу, а вы? Соберите-ка сухих листьев, пока я буду доставать одеяла.
«Когда-нибудь, — размышлял Брюс, сгребая сухие листья для братского ложа, — я расскажу об этом своей жене».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
1
Соседи Фордов грустно покачивали головами, узнав, что еще один супруг сбился с пути истинного. Две-три замужних женщины, подруги Китти, давали ей советы и утешения, пока она проходила через первую стадию разлада с мужем — стадию ссор и слез. Они не понимали, в чем тут дело, и на развертывающуюся трагедию смотрели, как на лишнее доказательство ненадежности и непостоянства представителей мужского пола. По их мнению, жена больше всего нуждается в терпении, так как ей всегда выпадает тяжкая доля. Возмутительно, конечно, что муж бросает прекрасную работу и проводит время с сумасшедшими радикалами; но они знавали жен, которые примирялись и с худшим. Китти они глубоко сочувствовали, но, по их мнению, она должна была примириться с причудами мужа и надеяться на то, что когда-нибудь он образумится… Однако Китти не лишена была известного мужества и на такую роль итти не хотела.
В сущности она не верила, что виной всему были нелепые идеи Джо о войне. Идеи эти были лишь предлогом, чтобы отказаться от места. В действительности, что-то произошло между ними двумя, и теперь все сводилось к вопросу — любит он ее или нет. В первые дни разлада он
