Карнавал судьбы - Кристиан Гарсен
— Вы ведь и сами-то не поверили этому нагромождению вздора? — спросил он по окончании моего рассказа. — Эта женщина чокнутая на всю голову, Эженио.
Я прикурил сигарету.
— Вы так говорите из-за своей предубежденности, — ответил я. — Все, что относится к необъяснимым явлениям, вас раздражает или страшит, кажется опасным — как и большинству людей, между прочим.
— Поговорим серьезно, Эженио, — сказал шеф, закуривая, наверное, десятую сигариллу. — Кто может рассуждать о «сознании без тела» и всем таком прочем?
— Хорошо, — ответил я, — все это бред и чепуха, по-своему даже смешная. И вы правы, эта женщина немного с приветом. Но как тогда объяснить, что среди вещей, которые она мне поведала, а я сейчас пересказал, были подробности, не известные никому, кроме моей матери? А она умерла уже двадцать с лишним лет назад, как вы знаете.
— Возможно, они были знакомы.
— Нет, это слишком просто.
Шуази-Легран задумчиво постукивал пальцем по своей сигарилле, стряхивая пепел. Помолчав, решил подняться из кресла, что далось ему не без труда. Нависая животом над моим столом, пробежался глазами по статье, которую я отыскал и успел распечатать, — ничего особенного: интервью та тему сознания вне тела, посмертного существования души, общения с духами.
— Если честно, Эженио, — сказал он с кислой гримасой, — не ожидал от вас, что заинтересуетесь подобной белибердой. Занялись бы лучше тем, что я предлагал вам вчера, это освежило б вам голову. — Он взглянул на меня с сочувствием. Я стряхнул пепел с сигареты.
— Ни за что.
— Что ни за что?
Я несколько раз перед ответом набирал в рот дыму и, не затянувшись, выпускал его, как в фильмах Мельвиля[19]. Определенно, любой мой жест стал казаться мне самому необычным.
— Как вам сказать, во-первых, — произнес я наконец, — все, что я делаю последние два дня, на меня не похоже, и вот с этим точно так же. А во-вторых, — продолжил я, давя окурок в пепельнице, — я пришел сюда утром, среди прочего, для того, чтобы сообщить, что принимаю ваше предложение.
Шуази-Легран метнул мне в глаза удивленный взгляд.
— Почему? Это как-то связано с ней?
Я ничего не ответил.
— Ладно, в конце концов, это меня не касается — она или кто другой повлиял на вас. — Он задавил свою сигариллу рядом с моим еще дымившимся окурком. — Но это вот тоже, тоже на вас не похоже.
Глава 6
Рассказ Шошаны Стивенс
(I. Стрекот сверчков и жалобные вздохи)
Пригубив стакан с водой, Шошана Стивенс продолжила свой рассказ.
— Ты все же попросил ее остаться, — констатировала Марьяна.
— Чуть было не выпроводил: слишком много вещей мне хотелось обдумать в спокойной обстановке. Ты была в отъезде, повидать тебя я мог лишь через день, и обсудить эту встречу было не с кем. Подумал было назначить новую на это вот утро, чтобы мы переговорили сначала вдвоем с тобой, а потом ты присутствовала бы при нашей с ней беседе, но ей такой вариант не подошел. Должен еще признаться, мне не терпелось узнать, что же она поведает о моем отце. Поэтому любезно попросил ее рассказывать дальше. Она выпила стакан или два воды и благодарно улыбнулась.
— Это может немного затянуться, месье Трамонти, — сказала она.
— Не страшно, — ответил я, устраиваясь поудобнее в не слишком мягком кресле напротив видавшего виды дивана, — у меня есть время. Слушаю вас.
— Подождите, Эженио, — перебил Шуази-Легран, которому я рассказывал все это на следующий день, за несколько часов до повтора для Марьяны, — та женщина заявилась к вам, чтобы рассказывать басни о призраках, напрашивается рассказать новую порцию, и все, что вы находите нужным ответить, — это «Слушаю вас»? Бог мой, нужно было выгнать ее пинком под зад! Не задавались вопросом, чего она в действительности от вас хотела?
— Не нужно так нервничать, — сказал я, — позвольте сначала рассказать.
Он немного подвинул свое большое туловище, окутанное табачным дымом и втиснутое в кресло, не пытаясь, однако, вытащить себя из него.
— Странная все же была идея — рассказать все это Шуази-Леграну, — буркнула Марьяна.
— Да я сам знаю. Но дадим уж ей слово. Она сидела на краешке дивана.
— Много лет тому назад, — начала Шошана Стивенс, — я познакомилась с вашим отцом — или, точнее, с человеком, которым тогда был ваш отец. В те времена я еще не вполне осознавала свои способности медиума.
— Попросите ее, по крайней мере, быть покороче, Эженио, — снова вмешался Шуази-Легран, — у меня сегодня много работы.
Я сделал вид, что не услышал его.
— Это было в 1981 или, возможно, 82-м году, — продолжила она. — Меня пригласила на ужин семейная пара, которую я едва знала, Эрван и Габриелла Шенн. Чтобы оживить рассказ деталями, добавлю, что происходило это в Шотландии, под Стерлингом[20], в их собственной большой усадьбе. Оба с успехом занимались наукой: он преподавал в местном университете испаноязычную литературу, она итальянскую — да и сама была урожденной итальянкой. Гостей на ужин собралось довольно много, это было что-то вроде garden party (приема в саду), которые там любят устраивать. Меня пригласили, с одной стороны, потому, что я жила в Стерлинге и была немного знакома с Шеннами, а с другой и особенно потому, что в то время я подрабатывала корреспонденткой одного лондонского издательства, а Габриелла Шенн предполагала опубликовать свой научный труд — названия не помню, что-то, кажется, о поэзии Умберто Саба[21]. Это было в конце учебного года, в чудесный июньский вечер. Приближались волшебные по красоте сумерки. Небо на западе было расписано удивительно разнообразными оттенками красного, от очень светлой киновари до очень темного граната. Игра красок напоминала спектакль. Мисима[22] сказал бы о том крае неба, что он похож на внутреннюю сторону тела. Вы читали Мисиму, месье Трамонти?
— Немного, — подтвердил я. — «Золотой храм» и «Исповедь маски», насколько помню.
— И еще «Моряк, выброшенный морем», — вклинилась Марьяна, — помнишь, мы тогда были в Болонье, стояла адская жара?
— Но «Море изобилия» нет? — спросила Шошана Стивенс.
Я отрицательно мотнул головой. Шуази-Легран вздохнул.
— Обязательно прочитайте — уверяю, вам очень понравится. Содержание этой серии романов в какой-то степени касается и нас с вами.
— Она неплохо начитана, эта твоя прорицательница, — вздохнула Марьяна.
На губах у нее играла одна их тех легких улыбок,
