Идущая навстречу свету - Николай Иванович Ильинский

— Все, что ты говоришь, вранье… Атаман Сагайдачный Москвы не брал…

— Ему не позволили взять ее… Хотела бы свинья рога иметь, да Бог не дал!.. Выходит, все, что наплел тебе Константин и его единомышленники, — правда, а что я говорю — вранье… Спасибо!..

Принесли обед. Спор окончился. Наконец успокоились и условились встретиться в храме Воскресения, чтобы посмотреть на Благодатный огонь. «В любом случае пути наши больше не сойдутся», — подумал Александр. Такие же мысли приходили и к Оксане — чувствовала она, что если завтра и увидит в храме Александра, то это будет в последний раз.

…Громкое многоязычие переполняло в эти весенние дни и без того всегда шумные улицы и площади Иерусалима. Люди всех цветов и оттенков кожи плотным потоком медленно двигались по узким каменистым переулкам древней иудейской столицы. Некоторые из паломников несли на плечах тяжелые деревянные кресты, пытаясь испытать страдания и муки гонимого на распятие две тысячи лет назад Иисуса. Пожилая игуменья одного из северных монастырей России в сопровождении двух молодых монахинь и монахини средних лет с подворья русского православного храма Иерусалима, которая сопровождала их, решила пройти последней стезей Христа на Голгофу. Каждый поворот улочки, каждая ступенька, каждый камень города напоминал игуменье о жизни, смерти и воскрешении Спасителя. Сбылось ее заветное желание: побывать в святых местах. Теперь радость усиливалась тем, что происходила эта встреча с Землей обетованной в юбилейном, двухтысячном, году. В русском церковном подворье Иерусалима монахини рассказали игуменье Анастасии и о самом городе, и о последних днях жизни Христа. И хотя все это было ей давно и хорошо знакомо, здесь оно звучало по-особенному, как бы по-новому: вскрывались интересные факты и сама суть событий древности.

— Пройдем и мы путем Господа, по которому он нес свой крест, — предложила игуменья.

— Мы с вами, мать Анастасия, — откликнулись молодые монашки и молча последовали за ней.

Святой путь представлял собой узкие улочки, теснившиеся и изгибавшиеся между каменными стенами домов. Местами улочки поднимались вверх, и приходилось идти по ступенькам. Игуменья понимала, что тогда, две тысячи лет тому назад, все здесь было по-другому. Однако земля под ее ногами, пусть на ней и лежали другие каменные плиты или булыжник, была та же, по которой шел Христос.

— Здесь была Голгофа, — объяснила игуменья, — по-древнему — череп, а по-нашему Лобное место… Представьте себе три креста и троих распятых людей, в центре — Господь, а справа и слева разбойники… Так фарисеи во главе с Каифой не только казнили, но и старались унизить Христа, распяв его вместе с преступниками и как преступника… Но Господь, испытывая невероятные мучения, простил их и тех, кто прибивал его руки к кресту, говоря: они не ведают, что творят… — Игуменья страстно крестилась, а вместе с ней и молодые монашки.

Людей вокруг было множество. Каждый по-своему воспринимал события седой старины и никто не обращал внимания на одетых в черные одежды и беспрерывно молящихся монашек. В Иерусалим каждый год на Пасху съезжаются христиане из всех стран мира. А год миллениума был особенным, в том числе и по количеству паломников. Прежде всего это чувствовалось в храме, где находилась Кувуклия — место погребения Спасителя. Невероятная толкотня, давка, крики, песни, своеобразные ритмичные танцы арабов-христиан сначала приводили в недоумение мать Анастасию, привыкшую к ритуальному порядку и благочинности службы в русской православной церкви. Здесь же давили со всех сторон и на священников. и на епископов, и даже на самого патриарха. И ей вспомнился торжественный выход из алтаря Алексия Второго, открывающего литургию. «Неужели все в Иерусалиме, — думала игуменья, — вот так пели и плясали, дико подпрыгивая, когда вели Спасителя на распятие?» А потом она стала относиться к этому более спокойно: если Бог допускает такое, значит, так и должно быть.

В храме Воскресения и вокруг святыни народу была тьма. Долго ходил Александр. разглядывал толпу, однако Оксаны не увидел, хотя и условились встретиться. Видимо, она раздумала: зачем лишний раз сердце на части разрывать — что упало, то пропало (как говорили древние киевляне на Васильевском спуске, когда в их телеге ломалось колесо и товар. на радость таможенникам, вываливался на землю). С вечера Оксана собиралась в храм Воскресения, чтобы еще раз прочувствовать торжественное снисхождение Благодатного огня. Правда это или фокус, как утверждали ярые атеисты и люди верующие, но враждебно относящиеся к христианству, например мусульмане или кришнаиты, Оксану не интересовало. Она была крещенная, верующая во Христа, и то, как относились к явлению Благодатного огня какие-нибудь буддисты, ей было безразлично. В прежнюю любовь с Александром ей не верилось, однако попытка, как говорят, не пытка: можно при возможности и наладить отношения (пусть и не в полном объеме), а там и любовь, возможно, вернется. Все в руках Господа, и на его промысел у Оксаны теплился слабый огонек надежды.

Но Бог, как говорят, предполагает, а дьявол располагает. Вечером к Оксане пришел знакомый человек, вернее, более знакомый Константину, чем ей, — Геннадий. Он передал ей предложение от Константина ехать к нему в Канаду, объясняя это неистребимой к ней любовью. Однако девушка понимала всю подоплеку этой «любви»: просто у Константина кончились средства к существованию, нужны были деньги, заработать их он уже не мог, выдохся, а для местных тем не годился: мало знал об общественной и политической жизни Канады, конкуренция же между журналистами там была немалая. В Канаде, как и в Соединенных Штатах Америки, сложилась большая русская диаспора. И талантливые исполнители русской песни и вообще русской музыки и танца горячо приветствовались, следовательно, хорошо оплачивались. Только Оксана могла поддержать Константина на плаву; молодая, красивая, одаренная, ее будут слушать на собраниях земляков и, стало быть, платить. Оксана это прекрасно понимала, но, подумав, решила согласиться, ибо осознавала, что путь назад, к Александру, для нее был просто-напросто закрыт. Потому-то у храма Воскресения утром Александр и не увидел Оксаны. Пути у них оказались разные, судьба развела их окончательно.

….Большое, пронизывающее горячими лучами толщу дрожащего марева и уже оттого чуть покрасневшее солнце медленно, незаметно для глаз, тяжело скатывалось с ясного, без единого облачка неба. Перед паломниками лежала холмистая местность, где на одном из холмов, называемом Сионом, возвышался Вечный город — Иерусалим. Известковые стены старых зданий древнего города на заходящем вечернем солнце отливали золотистым и розоватым мягким светом. Казалось, будто нимб Господен вдруг засиял над Святым