Рассвет сменяет тьму. Книга вторая: Восставшая из пепла - Николай Ильинский

Эльза перехватила инициативу у Кранца и перевела тираду коменданта, бросив высокомерный взгляд из-под накрашенных ресниц на Антонину Владимировну. Староста мялся на месте, переступая с ноги на ногу и все еще не улавливая: хвалит ли комендант учительницу или порицает, хотя до его сознания дошло, что о литературе надо забыть. Фон Ризендорф направился было к двери, но вдруг остановился и повернулся к старосте.

— Староста, муж этой фрау коммунист, — он взглянул на Эльзу как на свидетельницу, которая, как поняла Антонина Владимировна, и сказала коменданту о принадлежности Константина Сергеевича к партии. — Почему вы разрешили работать ей в школе? — сурово спросил фон Ризендорф у Свирида Кузьмича.

Эльза перевела, а староста буквально облился потом со страха.

— Но сама-то она в большевиках не состояла, господин комендант, а как учителка она дюже толковая, — сбиваясь, оправдывался староста. — И еще она охотно согласилась работать здесь… Еще пенсионер Петр Никанорович Насонов, но он очень старый, спит на уроках… А других учителей в Нагорном не нашлось, разбежались…

Комендант, когда ему перевела опять же Эльза слова старосты, молча вышел из класса. Свирид Кузьмич на секунду задержался у раскрытой двери и, смахивая ладонью пот с лица, укоризненно покачал головой.

— Эх, Антонина Владимировна, подвели вы меня под монастырь… Что вам, Пушкина было мало, вспомнили какого-то Гетю!.. Эх, вы! — почти простонал он и ушел, спеша за гостями.

Только теперь Антонина Владимировна почувствовала, как тревожно бьется ее сердце и голова раскалывается от перенапряжения. Она бессильно опустилась на стул, положив руки на стол, и долго молчала, не зная, что еще сказать детям. Ее тревога передалась и им. Они повскакивали из-за парт и облепили окна, смотрели на удалявшегося коменданта, других немцев, спотыкавшегося позади них старосту и чопорно шагавшую Эльзу, которая замыкала всю процессию. Фон Ризендорф направился к лагерю военнопленных, решив лично проверить режим его охраны распустившимися, как он утверждал, от безделья нерадивыми мадьярами, которые могут только свой «Чардаш» отплясывать да объедаться кукурузной мамалыгой.

— Их и в бой опасно посылать — сразу же разбегутся, — с неприязнью говорил он сопровождавшим его военным чинам. — Так уже было! Вот и теперь под Сталинградом ни венгры, ни румыны не держат фронт… Я не говорю уж об итальянцах, те вообще только и могут, что драть горло… Нажили мы союзничков!.. Не завидую я командующему 6-й армией генерал-полковнику фон Паулюсу…

Эльза вернулась в свою каморку поздно вечером и находилась навеселе, в приподнятом настроении: она была уверена, что продолжает нравиться коменданту, который лишь по причине ранения временно сидел в этой дыре — Красноконске, а так он человек интеллигентный, культурный, высокого положения — и фон, и чин… Вот про чин она стеснялась спросить, офицер или генерал, ходил-то он всегда в гражданской одежде. Может быть, потому, что побаивался после гибели в ночной бомбежке высокопоставленного генерала надевать военный мундир. На прощанье комендант крепко пожал ей руку, а не вяло и не только пальцы, как это делал он всегда, когда был не в настроении, и даже нежно заглянул в ее глаза. Возможно, вполне возможно, фон Ризендорф опять возьмет ее в уездную управу переводчицей, и она не будет убивать время на зубрежку немецких слов с этими тупыми малолетними ослами, как она с презрением называла своих учеников.

III

Обмотки Павлу Александровичу на вещевом складе не дали, сказали: «Нету!» Кинули ему под ноги пару связанных веревочкой кирзовых сапог и мягкие фланелевые портянки: примеряй, дескать, и воюй в них. Получила полную амуницию и вся его группа. У каждого за спиной появился вещевой мешок для всяких надобностей, в том числе и для провианта, но которого по скудности военного положения не было, через плечо — скатка шинели из толстого грубого сукна. Шинель — настоящее солдатское чудо, летом в ней не жарко, потому что тонкая сатиновая подкладка, а зимой не холодно, потому что подкладка есть. На широком поясе — подсумок с патронами, гранаты про запас, фляжка с водой, на голове — каска, от которой, к удивлению Макухина, почему-то пули не отскакивали.

— Тогда зачем же такую тяжесть на голове таскать?

— Олух царя небесного! — удивился Коржиков. — О каску пуля — дзинь, чиркнет и улетит, куда ей захочется, а без каски пуля останется в твоей башке… Кто ж тогда нашу пушку возить будет?…

Под каской — пилотка с красной звездочкой, как и положено красноармейцу, в руках — винтовка, к тому же еще жара, от пыли и пота слипающиеся глаза, впалый, непрестанно жаждущий жратвы живот — вот и весь образ бойца Красной армии. Все это получил и Виктор, которого зачислили в полк рядовым, хоть он и имел среднее образование, но командирским навыкам не был обучен, посему пока даже и на ефрейтора не тянул. А Павлу Александровичу хотели всучить чин ефрейтора, но он категорически воспротивился.

— Нет, я не против любого воинского звания, хоть генерала, но не ефрейтора, — стоял он по стойке «Смирно!» перед майором Выходцевым. — За что ж меня наказывать, товарищ майор, равнять с Гитлером, он же ефрейтор?… На действительной я был сержантом…

— Но документов же никаких, — разводили руками в штабе.

По решению командира полка, который проникся к Осташенкову глубоким уважением, было восстановлено сержантское звание. Кроме того, ему оставили и сорокапятку.

— Вот за это особое спасибо, товарищи, — несказанно обрадовался Павел Александрович. — Я с нею так уже сдружился, чтоб вы знали, — не разлить водой!..

Ему же самому и разрешили сформировать орудийный расчет из числа людей, прибывших с ним. Все из его группы бывших мешочников хотели бы и дальше оставаться рядом, ведь столько пережито вместе.

— Расчет у пушки не резиновый, — сокрушался Павел Александрович — ему всех, с кем столько мытарился по военным дорогам, было жаль, ни с кем не хотелось расставаться, — однако, чтоб вы знали, всех к себе я не зачислю…

В результате некоторых бывших мешочников распределили по отделениям и взводам полка, иных пристраивали к орудийным расчетам, даже тех, кто не имел соответствующего ВУС, поскольку людей всюду не хватало, а практика к тому же показывала: в бою быстро приобретается навык. Некоторых отправили долечиваться от истощения, другим залатали дыры и царапины и сделали пехотинцами. Война предоставила всем свое место.

— Хотелось, чтобы у меня в расчете остались Григорий Коржиков, наводчик от Бога, чтоб вы знали, товарищ майор. Кирилл Макухин, у него на роду написано возить пушку и снаряды, водитель что надо, Виктор Званцов, он мне теперь