Латгальский крест - Валерий Борисович Бочков

– Дочь? – Я привстал. – У нее дочь?

– Дочь приходит, а та кричит…

Комната качнулась, я зацепился пальцами за край стола. Доктор вскочил – у него оказалась превосходная реакция. Он крепко ухватил меня за локоть, помог снова сесть.

– Сердце? – спросил, заглядывая в лицо. – Нитроглицерин?

Я помотал головой.

– Давайте без жеманства. Вы в больнице, у нас есть все. Почти все.

– Хорошо, – я выдохнул. – Дочь. У нее дочь.

– Работает тут, совсем рядом. Там, где пекарня. – Врач махнул рукой в сторону окна. – Навещает, считай, каждый день…

– Взрослая?

– Ну, лет двадцать пять, не знаю. Я не очень в этом деле, знаете… Бывает, с вечера думаешь, а утром проснешься, а ей… – Двадцать пять, значит.

– Она в обед приходит. Около полудня. Хотите – можете подождать. У нас тут аллея, пруд, парк… можно погулять, можно у пруда посидеть. – Словно вспомнив, добавил оживленно: – А за парком сад! Яблоки, не поверите, самые вкусные на свете! Латгальский шафран! Не смейтесь, я серьезно, вы вкуснее не пробовали!

57

С той же дурацкой улыбкой я вышел наружу.

Там стало светло, вовсю светило солнце. Остатки серой хмари уползали за макушки дальних сосен, смирно вытянувшихся на взгорье, надо мной распахивалось утреннее балтийское небо – чистый кобальт. Рыжий гравий мокро шуршал под ногами, сырые скамейки блестели; на спинке одной из них сидел петух, пестрый и сытый, непонятно откуда оказавшийся в больничном парке. Завидев меня, петух настороженно привстал, выпятил грудь и захлопал сильными крыльями, но кукарекать почему-то не стал.

Я пошел в сторону пруда. Сквозь путаницу деревьев продиралось яркое, как взрыв, солнце. Перевернутые деревья с застрявшей ослепительной звездой отражались в неподвижной воде. К черному зеркалу прилип одинокий кленовый лист, аккуратно вырезанный из золотой фольги. Клочья ночного тумана прятались в камышах, туман выползал на пруд, плыл сонной дымкой над самой водой, бледнел и тихо таял.

Я остановился на берегу, достал из кармана браунинг и, не размахиваясь, кинул в пруд.

Лето закончилось, пахло осенью. Сырой воздух, свежий и стылый, отдавал мокрым костром; пахло листьями, грибами, подмокшим сеном. Парк остался позади, передо мной простирался яблоневый сад. Похоже, нынешний год выдался урожайным: крупные, не меньше моего кулака, яблоки свисали с веток, краснели глянцевыми шарами в траве. Стволы деревьев ровными рядами уходили к горизонту, совсем как иллюстрация к оптическим законам о перспективе. Солнечный свет, пробиваясь сквозь ветки, лежал пестрыми пятнами на стволах и на земле.

Помедлив, я вошел в сад, стараясь не наступать на плоды, побрел вглубь. Тут стоял крепкий яблочный дух. Вдыхая полной грудью, я шел дальше и дальше. Должно быть, я улыбался. Шел, трогая пальцами шершавую кору, влажные листья, гладил рукой тяжелые, точно бильярдные шары, яблоки.

Саду не было конца, его никто не охранял.

Не было ни злого как черт старика сторожа, ни немецких овчарок, от которых мы драпали быстрее ветра. Ветки гнулись под тяжестью сочных спелых плодов, они валялись на земле. Сотни, тысячи никому не нужных яблок, тех самых, которые мы когда-то воровали с риском для жизни. Самые вкусные в мире – латгальский шафран.

Я остановился, сел в траву. Прислонился спиной к стволу. Как же так? Тишина казалась абсолютной. Мне вдруг почудилось, что вот-вот – и я наконец пойму что-то очень важное, возможно, даже самое главное – про этот яблоневый сад, про те фотографии с химерами, про отца и Валета, про Ингу и про себя. И что жизнь не череда случайных или закономерных событий, нанизанных на нитку времени, а некий замысловатый узор, вроде тех, которые видны лишь птицам и пришельцам из космоса. Узор, похожий на арабеску, где один элемент, вписываясь в другой, бескорыстно становится его частью, а все вместе они составляют единую законченную композицию.

Законченную? Нет, узор живет, он пульсирует, дышит. Непрерывно меняясь, как текущая вода, как пламя ночного костра, узор в каждой своей фазе остается прекрасным, почти идеальным. Почему почти, спросишь ты. Да потому что идеал – это предел. Это цель, финишная линия. Это конец. А я, если выбирать между процессом и результатом, все-таки предпочту процесс. Я выберу движение. Жизнь.

Мои часы показывали без пятнадцати восемь. Сладкий яблочный дух плыл по саду. Я сидел в жухлой траве, прислонившись спиной к стволу. Золотые и румяные шары яблок, раскиданные вокруг, будто светились изнутри. Они лежали вперемешку с медовыми пятнами солнца, сквозь прорехи в листве проглядывала сентябрьская синь. Иногда там появлялся белый бок ленивого облака. Я вытянул ноги и прикрыл глаза. До полудня оставалась бездна времени – четыре часа. Чуть ли не вечность.

Впервые «Латгальский крест» был напечатан в журнале «Дружба народов», редколлегия отдала мне почти весь номер – спасибо им за щедрость. Отдельное спасибо Лене Жирновой, энергичной и прекрасной во всех проявлениях.

Благодарю Дмитрия Бирмана, организатора Горьковского литературного фестиваля, за возможность выступить на площадках фестиваля и рассказать о «Латгальском кресте» сотням читателей.

Поддержка коллег-литераторов и критиков была бесценной. Благодарю Даниэля Орлова, Елену Минкину-Тайчер, Елену Крюкову, Анну Берсеневу, Ольгу Бугославскую.

Особая благодарность моему агенту и ангелу-хранителю Ольге Аминовой, а также редактору Валерии Ахметьевой. Спасибо Молли Тёрнер за случайный подарок – тему Гуго Кастеллани и его химер. Спасибо моей жене и другу Лиз Дэвис – за терпение и любовь. Штату Вермонт – за создание идеальных условий для работы. Ну и, конечно, спасибо коту Сереже за бескорыстное тепло и мудрые советы.

Вермонт 2019

Валерий Бочков – русский прозаик, автор одиннадцати книг, лауреат «Русской Премии» за роман «К югу от Вирджинии» (2014). Роман «Харон» стал победителем премии имени Эрнеста Хемингуэя (2016). Сборник рассказов «Брайтон Блюз» получил звание «Книга года» немецкого издательства «Za-Za Verlag» (2013).

Валерий Бочков родился в Латвии в семье военного летчика. Вырос в Москве, на Таганке. Окончил художественно-графический ф-т МГПИ в Москве. Владеет русским, английским, немецким языками. С 2000 года живет и работает в Вашингтоне, США. Профессиональный художник, более десяти персональных выставок в Европе и США. Дважды приглашался на Эдинбургский фестиваль искусств с персональными экспозициями. С 1995 по 2000 год работал креативным директором рекламного агентства Грей (Grey Worldwide) в Москве и Нью-Йорке. Член Союза журналистов г. Москвы, Союза художников. Создатель и руководитель креативной студии «Val Bochkov Studio», сотрудничает с каналами «Дискавери», CNN, с журналами «Форбс», «Wall Street» и другими. В 2018 году участвовал в выставке современного русского искусства в Германии (музей искусств г. Хаген) и